В центре, на относительно спокойном пятачке несколько солдат увлеченно делили одежду смертников. Фарес порадовался, что после двух недель тюрьмы, его собственные тряпки и без того не совсем чистые, приобрели совсем уж нетоварный вид. Так им и надо. Кровопийцы!

Волна боли вновь прошила тело.

«Интересно, а если плюнуть в тех, внизу, хуже-то все равно не будет…» Мысль показалась забавной, особенно если попасть вон в того – здоровяка, прямо на блестящий шлем…

Фарес знал, что не сделает этого хотя бы потому, что слюны во рту не осталось. Далеко перевалившее за полдень солнце припекало все еще достаточно сильно. И неизвестно что больше приняло мук: жажда, проклятое солнце, раны на руках, или вытянутое тело.

Ох, попался бы ему сейчас тот, кто придумал казнь распятием на кресте…

Фарес, прищурившись, глянул на небо. Долго еще? Ночная прохлада должна принести хоть немного облегчения, хотя он слышал, что ночью на казненных слетаются птицы. Степняки, вороны. Сначала выклевывают глаза, потом… тьфу, лучше не думать об этом.

Распятые на кресте обычно умирали в три дня. Жара, жажда и птицы делали свое дело. Но Фарес знал, были и такие, кто висел и стонал по неделе и больше. Давно сошедшие с ума, облепленные ненасытными птицами, они дергались, подавая некоторые признаки жизни.

Не дай бог дожить до подобного.

Единственная надежда была на то, что сегодня пятница. На завтрашнюю субботу тел могли и не оставлять, поэтому, скорее всего, их прикончат еще сегодня вечером.

- Что же ты не позовешь своего отца?

- Глядите, настоящий царь, и крона есть!

Не унималась толпа.

Фарес посмотрел на того, к кому относились эти крики. Из распятой сегодня троицы крест того стоял в центре.

Нормальный человек. Слегка вытянутое лицо с тонким носом, длинные волосы, слипшаяся от запекшейся крови борода. Человек смотрел на людей внизу. На голове его действительно, наподобие короны был надет венок, сплетенный из колючих веток. Колючки сильно расцарапали кожу, и кровь оставила на лице багровые, почти черные от солнца полосы.

- Говорят, ты грозился разрушить храм!

- Ага, а потом вновь создать его!

- Храм разрушить может, а сойти с креста нет!

Над головой человека, единственного из трех, была прибита табличка. Фарес присмотрелся. Начертанные на ней значки ничего не говорили грабителю – читать он не умел. А жаль. Еще отец его – благородный Соломон говорил… Какая теперь разница, что там молол этот пьяница!

Один из солдат – тот самый толстяк обернулся и в упор посмотрел на Фареса.

Ну и рожа. Жарко бедняге, аж лоснится от пота. И шрам. Почти свежий, на все лицо. Это кто ж его так? Впрочем, так им и надо.

Чего только он на меня уставился?

Здоровяк окинул оценивающим взглядом Фареса. С головы, точнее с прибитых к перекладине рук до свободно свисающих ног и удовлетворенно хмыкнул.

«Радуется, свинья, чтоб ты лопнул!»

Вдруг ни с того, ни с сего солдат ему подмигнул. Фарес опешил. Он не знал этого человека, или знал… Что-то шевельнулось внутри. Этот шрам… все незнакомо, но вот шрам… И имя: Рип Винклер, странное имя, не наше. Не иначе, как варварское. Откуда оно взялось? А ведь знакомое имя-то…

Громко застонал третий из казнимых – он висел дальше всего от Фареса, с того края холма.

- Если ты говоришь, что сын бога, почему же ты висишь здесь, спаси нас! – в голосе его слышались нескрываемые злость и насмешка. Обращался он к распятому в центре, тому, что в венке.

Сын Бога… Да, Фарес слышал о нем. Он называл себя Иисус. Лечил людей, говорят, чудеса творил, мертвых поднимал. Так вот он какой… с виду человек как человек, худой, даже тощий. Его-то на крест за что?..

Собрав оставшиеся силы, Фарес крикнул третьему:

- Побойся Бога! Перед ним здесь все равны. Но мы то хоть за дело страдаем, а он ничего плохого не совершил, разве что людям помогал! – Фарес старался, чтобы голос его звучал твердо.

Тот, что называл себя Иисус, повернул голову к Фаресу.

- Спасибо на добром слове, человек. За это еще сегодня попадешь в РАЙ и будешь там ЖИТЬ СО МНОЙ…

Фарес не видел, как налилось злостью лицо помеченного шрамом стражника, а в следующее мгновение он уже потерял сознание.

Последовавших двух вспышек среди ясного солнца никто не заметил. Когда разбойник-Фарес очнулся, варварское имя Рип Винклер уже ничего не говорило ему, да и толстый солдат со шрамом как сквозь землю провалился. Точнее, солдат был, даже очень похожий, только вот шрама у него… да и рожа намного тупее. Именно ему, выигранный в кости достался хитон среднего распятого. Хороший хитон. Красный, теплый.

Счастливчик.

***

Он был римлянином, когда в городе свирепствовали варвары Алариха…

Воином русичем в тихое утро на куликовском поле…

Рип замер на краю поляны, широко расставив ноги.

Как он оказался здесь?

Еще мгновение назад он помнил себя парасхитом из Египта.

Нестройными рядами, отвоеванный у леса клочок земли, окружали высокие деревья. На противоположном конце, у мазанных глиной домиков стояла и таращилась на него толпа людей.

Странные, с темной кожей и широкими расплющенными носами. Мужчины голые, женщины в светлых, сделанных из пучков сухих листьев юбках. В ушах и носах многих торчали украшения. У мужчин они висели на шее. Изогнутые клыки животных, вперемешку с цветными перьями и косточками каких-то плодов. Или это были не украшения…

Но не это поражало в дикарях. Даже взрослый, самый высокий мужчина был ростом по грудь Винклеру, а то и ниже.

Пигмеи. Возникло в мозгу полузабытое со школьных времен слово. Низкорослые племена охотников, некогда жившие на земле.

Вот значит, куда его занесло.

Рип обратил внимание еще на одну странность. Точнее на две. Первая: в отличие от предыдущих перевоплощений, здесь он оказался почему-то самим собой, то есть Рипом Винклером в трезвом уме и здоровой памяти (или наоборот). Вторая – помимо собственной памяти, он (что еще более странно) пребывал в личном, неизвестно где до этого путешествующем теле. Правда, без единого, пусть малюсенького клочка одежды. Будто только что родившийся.

Почему в этот раз произошло так, а не иначе, Рип не имел ни малейшего понятия.

Он мог очутиться, скажем, в этом же племени, но в облике доблестного воина – истребителя страусов, или кого там они истребляют, а Баалин стоял бы перед ним, как злой и коварный шаман со своими колотушками и ритуальными масками.