Дэн снова поцеловал меня в плечо. Он помедлил так, прежде чем спросить:

– Сколько тебе было?

– Когда началось – пятнадцать. Восемнадцать, когда закончилось.

Дэн сжал меня крепче. Почувствовав, что я не напряглась и не вырываюсь, сжал еще чуть сильнее.

– Что заставило его прекратить?

Я оттолкнула простыню и села. Посмотрела на лежащего на спине Дэна через плечо.

– Думаю, он имел в виду то, что говорил. Что умрет, если я не буду с ним.

Я ожидала какой-нибудь банальности, приглушенного от ужаса выдоха, выражения шока. Дэн просто сел рядом, обхватил меня руками, заключая в объятия.

Я ждала, что он спросит, кто это был, этот парень, который любил меня так сильно, что был готов скорее умереть, чем жить без меня. Дэн не спросил. Поэтому говорить я не стала.

Летние дни были продолжительнее ночей, и к тому времени, когда наступала темнота, я уже чувствовала себя усталой. Мы провели день на местном фермерском рынке, на августовском солнцепеке, и мне было лень возвращаться домой. Это случалось все чаще – мне все реже хотелось уходить. Я даже начала оставлять свою зубную щетку и смену одежды.

– «Две правды и одна ложь», вот как это называется, – произнес за моей спиной Дэн.

Над нами работал вентилятор. Потоки прохладного воздуха ласкали кожу. Я взглянула, как вращаются лопасти, и зевнула, довольная на этот момент тем, что сижу полуодетой, полусонной, чуть задумчивой.

– Типа того. Ты говоришь мне две правды и одну ложь, а я пытаюсь догадаться, что из того, что ты скажешь, – ложь.

Я повернула голову – совсем чуть-чуть, – чтобы взглянуть на него. Дэн совсем не выглядел так, словно провел весь день на солнце, в отличие от меня. Я размякла, в то время как он был свеж как огурчик. Солнце выявило веснушчатый узор на его носу, окрасило бронзой его щеки, высветило морщинки в углах его глаз. В ожидании моего ответа он подпер щеку рукой.

– Зачем?

– Потому что это весело, – сказал он. – Пьянящая игра.

– Мы ж не пьем, – заметила я, разморенная и довольная кроватью и свежим воздухом, чтобы даже подумать о том, чтобы приподняться.

– Я боюсь высоты. Однажды я съел червяка. Мое второе имя Эрнест.

– Могу я надеяться, что третий факт – ложь? – Я перевернулась на бок и положила ладонь под щеку, имитируя Дэна.

Он улыбнулся.

– Надеяться ты можешь, но это правда.

– Я верю, что ты съел червяка. Значит, ты боишься высоты.

– Очень хорошо, – похвалил он. – Видишь: работает? Твоя очередь.

Если бы не мое абсолютное нежелание двигаться, я бы отказалась. Грубить тоже не хотелось.

– Я однажды пропела «Это песня, которая никогда не закончится» 157 раз подряд. Мне нравится красный цвет. И я никогда не была в Мексике.

– Легко, – сказал он. – Ты ненавидишь красный.

Я заинтересованно посмотрела на Дэна.

– Почему ты ответил не задумываясь?

– Я никогда не видел, чтобы на тебе было что-нибудь красное.

– Но ты нечасто видел меня в одежде разных цветов, – заметила я.

Дэн улыбнулся.

– Верно, но насчет красного я уверен. К тому же не только ты одна не была в Мексике – в это легко поверить. И я уже знаю твою любовь к цифрам, поэтому 157 – это подсказка. Правда, я никогда не слышал этой песни.

– Я могла бы спеть ее для тебя, – сказала я, – но ведь она не имеет конца.

Я снова легла на спину и стала смотреть в потолок. Примерно с минуту я наблюдала за тем, как лениво вращаются лопасти вентилятора. Дэн не двигался. Он лежал на боку и смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд.

– Ты знаешь про любовь к цифрам? – спросила я легко, небрежно, словно я спрашивала просто так, от нечего делать.

Дэн протянул руку и намотал прядь моих волос на палец.

– Да.

– Это… это так очевидно? – спросила я, не отрывая взгляд от потолка. На нем было тридцать четыре трещины.

– Нет. Просто я заметил, что ты всегда точно знаешь точное число чего бы то ни было. Сколько раз мы объехали квартал, чтобы найти место для парковки. – Я услышала в его голосе необидную насмешку. – Сколько шариков в вазе.

– В день, когда я ее уронила.

– Да.

Я сделала ровный вдох, стараясь, чтобы меня не слишком сильно волновал тот факт, что Дэну стала известна эта черта моего характера. Странное это было чувство. И оно смутило меня куда более сильно, чем то, что он видел меня почти в любой сексуальной позе. Я чувствовала себя обнаженной больше, чем когда я была без одежды.

– Тебе не нравится, что я об этом знаю.

Я повернулась на бок, отворачиваясь от него.

– Нет, Дэн, не нравится.

Он коснулся моего плеча, подвинулся ко мне. Наши ноги подошли друг к другу как кусочки пазла, как если бы мы были вырезаны из воска, чтобы потом быть склеенными вместе. Дэн вздохнул. Я почувствовала его дыхание на своей коже.

– Почему, Элли? Почему это важно?

Я не могла говорить. Не могла объяснить, почему считать для меня так важно. Что я привыкла к этому, так как это позволяло мне не думать о вещах, которые причиняли мне такую сильную боль, что… Я не могла ответить. Даже самой себе.

– Об этом неловко говорить.

Дэн ответил не сразу, начав ласкать мое тело – плечо, вниз по руке, окружность бедра, бок, затем снова наверх. Его живот и член были прижаты к моим ягодицам, и мне пришло в голову, что наша нагота его не возбуждает. Что мы достигли той черты, после которой нагота означала комфортное состояние для нас обоих, и что его руки на моем теле могли не только возбуждать, но и успокаивать.

Что рядом с ним я больше не чувствовала себя уязвимой.

Я закрыла глаза от обжегших меня слез и закрыла их ладонями, чтобы слезы удержать. Дэн молча продолжал гладить мое тело. Я хотела от него отодвинуться, но не стала. Хотела встать с кровати, одеться, вернуться домой к моим чистым, прохладным простыням и белым, голым стенам. К своему одиночеству.

– Элли, – спустя некоторое время сказал Дэн. – Я не ломал кости. Я никогда не катался на коньках. И я не люблю.

Я видела шрам, оставшийся у него после падения с велосипеда, когда его увезли в госпиталь со сломанной ногой. Я видела его фотографии, сделанные зимой на пруду его бабушки и дедушки.

– Дэн, не надо.

Он устроился еще ближе ко мне и прижался губами между моих лопаток – он особенно любил целовать это место.

– Ты такая красивая, Элли. Почему ты не позволяешь мне…

Это слово послужило мне стимулом. Я подвинулась, села, свесив ноги с постели.