— А я-то смотрю, вы мне знакомы! — воскликнула девушка, придя в себя. — У нас тут, знаете ли, не очень много всяких знаменитостей. Господи! Подождите, я скажу хозяйке. Она будет в отчаянии, если вас не повидает.

Лили почувствовала, что вот-вот начнет заикаться. Она подняла руку и покачала головой, стараясь успокоиться. Наконец, овладев собой, Лили попросила:

— Не делайте этого. Я не хочу огласки.

— Только хозяйке, — умоляюще шепнула девушка. — Не то она помрет с досады.

И тут на помощь Лили пришла Ханна:

— Если вы не послушаете мою тетю, то испортите мне день рождения. Если скажете хоть кому-нибудь, мы никогда больше не придем в этот магазин. Ни я, ни моя мама и никто из всей моей семьи. И даже никто из всего нашего города!

Быстро подписав чек и второпях покинув магазин с полными руками покупок, Лили размышляла о том, почему ей не пришло в голову расплатиться наличными.

Телефон Поппи зазвонил рано утром в среду. То был уже не первый звонок и, разумеется, не последний, но именно он интересовал ее больше всех остальных.

— Алло, Поппи, — приветствовал ее Гриффин Хьюс. — Как делишки?

Поппи определенно нравился его голос, очень нравился.

— Прекрасно. Но… где же Вилли Джейк?

Она недоумевала: ведь звонок пришел с линии, к которой подключен департамент полиции, а между тем Вилли Джейк не говорил ей, что собирается куда-то отбыть.

— Должно быть, за своим рабочим столом. Он отказался со мной общаться, и я попросил его переключить меня на вас. Шериф заявил, что вы тоже не станете разговаривать, но я решил попробовать.

— Я всегда с вами разговариваю.

— Только не о Лили.

— Ах-х, — с досадой вздохнула Поппи, — а я-то уж размечталась, что вы заинтересовались мной.

— Это правда.

— Но продолжаете спрашивать о Лили! Все вокруг только о ней и говорят! За сегодняшнее утро мне уже четырежды позвонили, и все четыре раза речь шла именно о Лили Блейк!

— А все потому, что стало известно о ее возвращении. Но на сей раз это не просто слух. Лили видели в городе. Ну и что же вы думаете?

— О чем?

— Об этом.

Поппи снова вздохнула:

— Ах, Гриффин, Гриффин. Пресса обошлась с моей сестрой крайне жестоко. И кем же я буду, если стану с вами разговаривать?

— Но я — не пресса. Я писатель. Это совсем другое. Журналист непременно на кого-то работает. Он поденщик, вечно живет под угрозой крайних сроков, обязан учитывать спрос на свое издание и политику руководства.

— А вы нет?

— Нет. Я сам себе хозяин. Пишу статью, как считаю нужным, а уж потом выставляю материал на продажу. Я писал для «Вэнити феар», и им понравилось. Они готовы снова опубликовать меня.

— Они разве не интересуются тиражами? — спросила Поппи — Что-то не верится.

— Интересуются. Но я пишу именно то, что хочет читать их аудитория. Мы, так сказать, друг другу подходим.

— И им эта статья нужна не так уж срочно?

— Довольно срочно. Но большая часть работы уже сделана, начал писать задолго до происшествия с Лили. Но ее случай хорошее дополнение к общей картине. Ну же, Поппи, — попросил он, — расскажите хоть немного.

Искушение было слишком велико — так сильно действовал на нее этот голос.

— Почему вы продолжаете звонить мне? Почему бы вам не пообщаться с кем-то еще?

— А я пытался. Я звонил м-м… — на другом конце провода послышался шелест бумаги, — риэлтеру по имени Эллисон Куимби, старику по имени Альф Баззель и еще тому парню, который владеет вашим местным супермаркетом.

— И они сказали вам, что Лили здесь?

— Не сказали ни да, ни нет. Никогда не встречал более уклончивых людей.

Поппи улыбнулась:

— Уклончивость — не преступление. Мы защищаем одного из наших, вот и все. А я не рассказывала вам историю про священную тыкву?

Последовала пауза, а потом — удивленное:

— Кажется, еще нет.

— Так вот. Выросла однажды тыква. Ну, знаете, такая круглая, с твердой коркой?

— Да, да, я знаю, что такое тыква, — отозвался Гриффин.

— Хорошо. Выросла она на одной ферме прямо на южном берегу нашего озера и была настоящая красавица: вся в густо-зеленых и фиолетовых полосках — ну истинно королева. И что-то в ней было совершенно необычное, что-то такое воодушевляющее. Хотелось просто постоять в поле, глядя на нее, и через некоторое время вы начинали чувствовать, что вам стало намного лучше, чем было до этого. Даже головная боль проходила. А уж любой сложный вопрос мгновенно решался сам собой.

— Ну а вам-то помогла эта тыква?

Поппи насторожилась:

— Что вы имеете в виду?

— Ну, какие ваши проблемы она решила?

Нет, кажется, ничего. Самый невинный вопрос.

— Это случилось в начале пятидесятых. Меня тогда еще на свете не было.

— A-а… Ладно. Продолжайте.

— Итак, — сказала Поппи, совсем успокоившись, — люди действительно что-то ощущали, приходя к этой тыкве. Потом они отправлялись к себе домой, в соседние городки, и рассказывали об этом своим друзьям. А вскоре и их друзья стали приезжать сюда, чтобы посмотреть на наше чудо. Наконец, молва донеслась до столицы, а уж там… Ну, сами знаете, как распространяются слухи. Одна маленькая заметочка в газете — и люди буквально из всех городов Новой Англии помчались в Лейк-Генри, чтобы своими глазами увидеть чудесную тыкву.

— Да уж, должно быть, целые толпы собрались.

— Только не надо недооценивать янки, — заметила Поппи. — Они дисциплинированны и практичны. Они очень просто управились с этими толпами, поставив прилавки с местными товарами по всему периметру заветного поля. Таким образом, у людей, которые приезжали взглянуть на тыкву, появилось занятие, пока они ждали своей очереди.

— Ну да, — вставил Гриффин, — а местные тем временем неплохо нажились.

— Не без того, — согласилась Поппи, — но разве можно их обвинять? Было время сбора урожая. Закрома ломились от сладкой кукурузы и яблок, а погреба — от сидра. Надо же все это реализовать.

— Выходит, если б я сюда приехал, посмотрел на эту тыкву, потом купил сидр и отправился домой в приподнятом настроении, то так никогда и не понял бы, отчего мне настолько хорошо: от тыквы, от сидра или от прекрасного денька, проведенного на лоне природы?

— Уж конечно, не от тыквы, — заверила его Поппи. — Ведь то была самая обыкновенная старая тыква, просто отличавшаяся необычной расцветкой. Местные с самого начала не видели в ней никакого чуда.

— Значит, все это было лишь рекламным трюком?