Слабая пульсация начала пробиваться сквозь тени, и я поняла, что это ее сердце подоспело вовремя.

Это был не первый раз, когда после неудачного исцеления Луизы я видела ауры, но я никогда не видела их так часто, как раньше.

Увидев ауру сейчас, у этой женщины, я занервничала.

Это знак?

Предупреждение?

Доверять ей или не доверять? Вот в чем был вопрос.

Именно потому в случае с Чарльзом Линденом, исполнительным директором Nike, я думала о том, чтобы принять их предложение, а не кого-то другого. Я должна была верить, что для того, что я увидела ауру сейчас, была причина.

Я сглотнула.

— Ради вас я рада, что он умер без вашей крови на своих руках. — Я поморщилась. — И наоборот.

— Я тоже, — согласилась Рене. — Оранжевый — не мой цвет. — Судорожно вздохнув, она улыбнулась. — Ну, у вас есть мой номер телефона. Я делаю это нечасто, но если вы дадите мне адрес своей электронной почты, я пришлю вам копию статьи до того, как она попадет в редакцию. На самом деле я не хотела бы публиковать ничего, что могло бы вам навредить.

Ошеломленная этим щедрым предложением, я уставилась на нее.

— Вы действительно так сделаете?

— Действительно. — она включила диктофон, и я продиктовала свой электронный адрес. — Спасибо, что согласились поговорить со мной, Тея.

— Не за что. С нетерпением буду ждать статьи.

Поскольку Рене выглядела так, будто собиралась остаться в кафе, я выбралась из кабинки, которую мы заняли. Полосатая кошка, мурлыча, набросилась на мои ноги, появившись из ниоткуда. Подпрыгнув от неожиданности, я засмеялась и принялась собирать медали.

— Вы ей нравитесь, — прокомментировала Рене.

— Похоже, что так. — Положив свои медали в рюкзак, я наклонилась и погладила кошку. — Пока, дорогая. — Выпрямившись, я обратилась уже к Рене: — До встречи.

И, как ни странно, я это и имела в виду.

— До встречи, — улыбнулась она.

Кошка следовала за мной до самой двери, и я чувствовала себя виноватой, оставляя ее. Однако, когда ступила на тротуар, мысли о кошке исчезли, когда я увидела Адама.

— Что ты здесь делаешь? — потребовала я, ненавидя то, как каждая часть моего тела вспыхнула, словно объятая пламенем.

— Хотел тебя увидеть, — прохрипел Адам.

— Зачем? Нам нечего сказать друг другу.

— Потому что папа рассказал мне о твоем расписании.

— И что с ним?

— Твой отпуск. — Он вздернул подбородок. — Мы едем вместе.

— Возьми свой собственный отпуск, ты не испортишь мой, — фыркнула я.

— Давным-давно я бы сделал это.

— Да, давным-давно. — Я протиснулась мимо Адама, злясь на то, что он подумал, что может просто появиться, и я буду приветствовать его с распростертыми объятиями. — Задолго до того, как ты женился, — прорычала я, справедливо, на мой взгляд, возмущенная его чертовым упрямством.

— Мы разводимся, Тея. — Схватив меня за руку, когда я проходила мимо него, Адам заставил меня остановиться. — Я привел процесс в движение. Вот почему мне пришлось вернуться в Штаты. Я отправил Марии первую повестку… Я делаю это две недели подряд, и все — развод можно будет считать свершившимся фактом.

Мой рот приоткрылся, когда я смотрела на Адама, но я не могла поверить в то, что он говорил. Я не могла позволить себе надеяться, потому что его брак был не единственной вещью, стоявшей на нашем пути, поэтому я выдернула руку из его хватки и ушла.

Адам

Сейчас

Было время, когда я бы сказал, что судьба — чушь собачья. Что человек сам создает свою судьбу.

Это было до того, как я встретил Теодозию Кинкейд.

Она изменила мою жизнь, и в некоторые дни я был уверен, что это не к лучшему. К худшему, на самом деле.

Знать, что она существует в этом мире одна, без меня рядом, было больно.

Каждый гребаный день мне было больно.

Так что я сделал то, что у меня получалось лучше всего.

Я заработал деньги.

Много денег.

Я сделал это, получив траст деда. Я понял, благодаря руке судьбы, которую часто проклинал, что действительно хотел делать со своей жизнью.

И это было не плавание.

И не университет.

Я хотел вести свою собственную стаю, идти своим путем, писать свои правила, ковать свое собственное будущее.

Я ведь не просил многого, не так ли?

Тот день, когда я получил доступ к четверти миллиона, лежащих на моем банковском счете, стал днем, когда я начал жить.

По иронии судьбы, это был день, когда Теодозия уехала.

Это произошло на следующий день после выпускного.

В один момент она была на другом конце телефонного провода.

В следующий ее уже там не было.

Ее телефон был отключен, и она сменила номер. Я знал, что она даже моему отцу не дала новый номер, потому что тот всегда звонил ей по Скайпу.

Я знал — с этого момента она делала то, что я и не думал, что она сделает.

Она отрезала себя от меня.

И хотя это больно, я двинулся дальше, потому что у меня был ребенок, и ради него мне необходимо оставаться в здравом уме, нужно думать о его будущем.

Я изо всех сил сосредоточился на том, чтобы доказать, что мой отец ошибается, чтобы сделать что-то из себя без его подписи, финансирующей это, издалека наблюдая за тем, как Тея добивается успеха, и начав копить на будущее.

Будущее, в котором мы будем вместе.

Будущее, которое только-только начало превращаться в настоящее.

«Ты не можешь получить развод. Ты католик», — ее слова с треском вернули меня на землю. Сказав это, Тея начала уходить от меня, но все равно не могла разорвать связи между нами.

Было странно думать, что все годы стремлений привели к этому моменту.

В центре Токио у гребаной кофейни, полной кошек, пока женщина, ради которой я был готов пожертвовать своей жизнью, колебалась, стоя напротив меня на тротуаре.

Да, это то, что она делала.

Колебалась.

И я ненавидел это.

Тея была кем угодно, но только не слабаком, но с тех пор… черт, я даже не знал, что послужило катализатором. Я просто знал, что в одну минуту она была здесь, мы тренировались вместе, а в следующую ее уже не было.

Конечно, последние несколько месяцев перед выпускным пролетели незаметно. Были даже трудности, особенно для Теи. Я знал, как близка она была с Линденами, нашим семейным водителем и его женой, нашей домработницей, которые погибли в автокатастрофе через несколько недель после того, как я получил письмо от деда.