сахарное облачко, чуть передави, разлечусь на тысячи мелких кусочков. И да, больше всего будоражит сознание то, что я чувствую, как он ко мне тянется, и мне совершенно точно не хочется его отпускать. Сейчас и здесь – он мой! Я знаю это. Чувствую его на каком-то тонком, одному нам известном уровне, а мои мысли весь день не отпускает одна, самая громкая и навязчивая. Мысль, от которой мне и страшно, и волнительно.

Я хочу.

Тогда, в клубе, я каким-то неведомым образом посмотрела именно на него, решила, что именно он, тогда еще пугающий незнакомец, станет моим первым мужчиной, а сейчас это желание вполне осознанно и сформировано в моей голове и в моем сердце. Я готова, и я знаю, что с ним моя первая ночь станет самой волшебной и самой нежной. Потому что теперь я знаю, какой он со мной!

Тогда я не знала о Дамире ничего, а сейчас я знаю, кто этот красивый мужчина в черной куртке с притягательными губами и теперь совсем не страшащим меня взглядом. Наоборот, глаза, что чернее ночи, тянут как магнитом. Его губы, которые могут быть поджаты в упрямую линию, сейчас мягко улыбются. Его смех отзывается в моем теле легкими вибрациями, а голос... глубокий, сильный, с властными нотками, но такой будоражащий… пробирает до самых глубоких нервных окончаний, и я люблю его таким. Простым и домашним. Без всей мишуры и прекрас.

Поэтому да, для себя я уже решила и знала, чем закончится эта ночь.

– Снежинка? – вырывает мужской голос из раздумий.

– М-м-м, – отзываюсь я, делая маленький глоточек искрящегося напитка, пряча охватившее меня волнение.

– Ты снова где-то летаешь, будто не со мной, – он чуть подается вперед и сводит брови, думает, пытается меня понять.

– Нет, Дам, я тут, – улыбаюсь. – С тобой. Все еще в новогодней сказке, – тяну бокал, легонько чокаясь с его, и снова делаю глоток. – Обалденные стейки! – говорю, переводя тему. – Ты мастер. Правильно говорят, что талантливый человек талантлив во всем.

– Говорить могут все, что угодно, Ева, а вот готовить с любовью вкусно получится у каждого, – отвечает он, по-прежнему не отводя своего взгляда от меня.

Его слова заставляют биться мое сердце быстрее, а кровь нестись по венам с сумасшедшей скоростью. Кажется, еще немного, и она закипит, таким сильным жаром окатило изнутри. Никакого камина не надо.

– Твои родители, ты их помнишь? – заговаривает Дам, отставляя свой бокал и складывая наши тарелки.

–  Нет, я была совсем маленькой.

–  А бабушка ничего не рассказывала? – удивляется он.

–  Нет, – пожимаю плечами, устремив взгляд на причудливо пляшущие язычки ярко-оранжевого пламени в очаге. – Я одно время пыталась узнать, но она не захотела возвращаться в тот день и... в общем, вспоминать о них она отказалась, – я замолкаю, вспоминая те пару попыток, которые однажды предприняла, чтобы узнать о родных хоть что-то и с каким треском все они провалились. – Безусловно, в голове есть какие-то обрывки воспоминаний, но без лиц. Я ведь даже их фотографий не видела ни разу.

– Видимо ей очень больно вспоминать свою утрату, – предполагает Дам.

– Одно я поняла точно, бабуля – она мамина мама и она не любила моего отца.

– Почему ты так решила?

– Просто, – пожимаю плечами, – знаю, чувствую. Она не одобряла выбор своей дочери.

– Многим родителям кажется, что они знают лучше, что их чаду нужно, и, к сожалению, не многим удается вовремя заглушить свою опеку, – говорит Дам с какой-то странной интонацией разочарования, что заставляет поднять на него взгляд и утонуть. Снова утонуть в его чарующей мгле.

Я сама тянусь к нему и не понимаю, как в один миг оказываюсь на его коленях. Наверное, это все какая-то магия его глаз, потому что глядя в них, я забываю про все на свете. Вот и в этот раз мысли испарились, а Дам оперся спиной о подушки, и укладывает свои горячие ладони мне на спину, чуть плотнее прижимая к себе.

Касаюсь пальчиками его колючих щек и веду к губам, на которых застыла полуулыбка.

– Ты как магнит, – шепчу я. – Притягиваешь, – он улыбается. – Эй, я, между прочим, серьезно говорю. На тебя, наверное, девушки вешаются…

– Да никто не вешается, – пожимает плечами, почти что небрежно отмахиваясь от моих слов.

– Ну да, – улыбаюсь, нисколько ему не поверив.

– Даже если и так, все это такая ерунда, снежинка...

Маленькая часть алкоголя придает мне смелость, и я обвиваю его мощную шею руками, запуская пальчики в его удивительно мягкие волосы, чуть оцарапывая ноготками. Дам закрывает глаза и растягивает губы в мечтательной улыбке, кажется, еще немножко и он заурчит, как довольный кот.

– Ты знаешь, как приручить меня.

– Нет, просто делаю то, что очень хочется, – я чувствую, как мои щеки заливает румянец, а жар опаляет, кажется, каждую клеточку моего тела.

– И что тебе хочется сейчас? – он открывает глаза,и опускает свои ладони с футболки на мою голую поясницу, заставляя вздрогнуть. Удивительный контраст.

– Ты будешь смеяться...

– Никогда, слышишь? Так что говори или делай то, что тебе хочется, снежинка. Будь уверена, я поддержу! – отвечает серьезно, и эти слова срывают мои последние сомнения. Рушат все мысленные оковы. Я не в силах больше сдерживать свое необузданное желание большего, тут же склоняюсь и касаюсь его губ. Мягких, сладких, с легким привкусом дорогого шампанского, уносящих меня в негу. Сначала осторожно даря ласку и тепло, постепенно заполняя невинные поцелуи горящей в нас обоих страстью и жаждой. Мое дыхание смешивается с дыханием мужчины. Оно попросту становится одно на двоих. Его руки сжимают мою попу, все сильнее вдавливая в себя, что я отчетливо чувствую силу мужского желания, и это заставляет тело изнывать еще больше.

Музыка резко замолкает, в доме устанавливается абсолютная тишина, которую нарушает треск огня и наше тяжелое дыхание. Вот, казалось бы, тот момент, когда нужно и можно окончательно потерять голову, но… все это безумство прерывает мелодия. Новогодняя и до ужаса знакомая.

– Это что, АBBA? – удивляюсь я, отстраняясь от него, пытаясь выровнять сумасшедший бег своего сердца.

– Это будильник. Да. Новый год вот-вот наступит, Ева, – говорит Дам чуть хрипловатым голосом.

– О-о-о, уже? – встрепенулась я. – Тогда быстрее наливай шампанское!