маркеров, о которых рассказывалось в публикации Nature за 2014 год, повышала вероятность заболевания шизофренией примерно на четыре процента. «Это какой-то бессмысленный показатель, – сказал Эллиот Гершон, бывший начальник ДеЛизи в Национальном институте психиатрии, перешедший в Чикаский университет. – Полигенная степень риска на самом деле ни о чем не говорит».

Метод GWAS не стал изящным завершением, на которое рассчитывали генетики вроде Вармуса. Перед лицом оглушительного разочарования руководство Института Брода, ведущей организации в области GWAS шизофрении, решило сыграть по-крупному и провести еще более масштабное и глубокое исследование. «Коллеги прикинули, что нам будет нужно двести пятьдесят тысяч больных шизофренией. Звучит пугающе, но с данной болезнью это возможно», – сказал Стивен Хаймен, глава Центра психиатрических исследований Института Брода. По завершению этой работы Хаймен прогнозировал «наличие тысяч вариантов многих сотен генов», указывающих на предрасположенность к шизофрении.

Некоторые полагали, что все это уводит в сторону целую область науки – ученых отправляют искать разгадки в наиболее очевидных местах, а не там, где они могут скрываться на самом деле. Несмотря на все прилагаемые усилия, природа шизофрении оставалась предметом острых дискуссий. «Это классическое биомедицинское заболевание, органическое в своей основе, или же тяжелый случай обострения целого спектра накапливающихся наследственных синдромов?» – спрашивал в 2015 году психиатр-генетик Кеннет Кендлер.

Линн ДеЛизи не сомневалась в своей позиции, которую занимала уже многие годы. «Я думала: «Да не верю я, что все эти сотни генов и маркеров к чему-либо приведут». Я хотела разобраться в том, что вызывает шизофрению на примере больших семей вроде Гэлвинов», – говорит она.

С прекращением финансирования от Pfizer в 2000 году ДеЛизи была вынуждена свернуть все свои исследования семей с шизофреническими больными. Она и Pfizer поделили все имевшиеся образцы физического материала ровно пополам, как при разводе. В науке это называется «разделением на аликвоты»: каждой стороне отошла половина материала, которой, по идее, было бы достаточно для продолжения работ. Но жестокая ирония состояла в том, что продолжаться эти работы не могли: у ДеЛизи присутствовало желание, но отсутствовали деньги, а у Pfizer – наоборот.

Но почему ни одна из крупных компаний не хотела попробовать создать более совершенное лекарство для шизофреников, целенаправленно воздействующее на гены и способное решать задачи, непосильные для аминазина и его разновидностей? Специалисты, работавшие в тот период в этих компаниях, называют вполне очевидную причину. Даже при наличии генетической цели вроде альфа-7-рецептора Фридмена процесс разработки и испытаний такого препарата оказался бы исключительно затратным, требующим исследований на людях, готовых переносить непредсказуемые побочные эффекты. Это было бы приемлемым при наличии очевидно положительного экономического эффекта. Но аминазин и его производные находились в обороте уже так давно, что практически у всех фармпроизводителей в ассортименте присутствовали собственные варианты этого препарата. И поскольку эти средства показывали стабильно эффективные результаты в снятии психотических эпизодов, обосновать финансовые затраты на разработку чего-то принципиально нового было затруднительно.

ДеЛизи называет ситуацию с Pfizer «катастрофой». В отсутствие других вариантов она хранила свою половину образцов крови более чем трех сотен родственников (в том числе членов семьи Гэлвин) в холодильнике по месту своей новой работы в Нью-Йоркском университете. После аварийного отключения энергоснабжения в Нью-Йорке в 2003 году ДеЛизи передала свои образцы на хранение коллеге в другой организации, сначала в Колд Спринг Харборе, а затем в Калифорнийском университете в Сан-Диего.

Образцы не исчезли, скорее они отправились в изгнание. И ДеЛизи не представляла себе, как скоро они смогут вернуться домой.

Глава 34

Дон

Мими

Дональд

Джим

Джон

Брайан

Майкл

Ричард

Джо

Марк

Мэтт

Питер

Маргарет

Линдси

Побыв в Боулдере у Линдси, Питер вернулся к прежнему циклу: то жил у родителей на Хидден-Вэлли, то оказывался в стационаре в Пуэбло. Сестра отказалась от своего опекунства, и теперь Питер считался подопечным государства, что позволяло ему при необходимости надолго оставаться в стационарах государственных больниц. Его текущим диагнозом было биполярное расстройство с нерегулярными эпизодами бредового состояния. Вот уже десять лет каждая госпитализация Питера продолжалась ровно столько, сколько требовалось, чтобы привести его в состояние, достаточное для самостоятельной жизни. Каждый выход в реальный мир продолжался ровно до момента, когда он прекращал прием своих лекарств.

В 2004 году ему исполнилось сорок три года, он похудел, поистрепался и выглядел еще более потерянным. 26 февраля Питера отпустили из Пуэбло после двухмесячной госпитализации и прописали антипсихотик рисперидон и противоэпилептический препарат депакот, который используется также в качестве нормотимика при биполярном расстройстве. Он не стал принимать ни то ни другое и 29 февраля снова оказался в больнице, будучи уверенным в том, что Джордж Буш-младший собирается взорвать отель Броудмор в Колорадо-Спрингс. Это стало его двадцать пятой по счету госпитализацией в Пуэбло.

На сей раз врачи давали ему три разных нейролептика – аминазин каждые два часа, клозапин и зипрексу дважды в сутки. Раз в день он получал также нейронтин – средство против судорог, которое иногда применяется при алкоголизме. Ничто из этого не помогало. В апреле две пациентки пожаловались, что он лез к ним обниматься и целоваться. В июне Питера застали выбрасывающим свои лекарства в унитаз. Летом он наорал на сотрудника больницы, бросался на стены и обзывал других пациентов слюнтяями, ублюдками и сволочами. Одной медсестре Питер сказал: «Не подходи ко мне со своими таблетками, сука». Другой: «Сейчас буду тебя убивать». Питер выхватывал телефонные трубки из рук звонящих пациентов и прерывал разговоры, выключал телевизоры, которые смотрели другие, и устраивал потопы в ванных комнатах. И еще он начал проповедовать всем вокруг. «Я – Моисей. Вы будете гореть в аду. Снимите свои одежды. Вы полны проказы. Вы трупы. Я выколочу дурь из ваших голов. Заткнитесь, пока я вас не уничтожил». Не единожды его подвергали высшей мере дисциплинарного наказания тех времен – помещали в изоляцию в смирительной рубашке. К августу схема приема лекарств Питера расширилась до семи разных препаратов: зипрасидон, рисперидон, нейронтин, рисполепт конста (инъекции), зипрекса, проликсин, трилептал и аминазин. Не помогло и это.

И тогда, после получения врачами соответствующего решения суда, Питер начал первый в своей жизни курс ЭСТ, более известной как шоковая терапия.

Электросудорожная терапия (ЭСТ) – единственная процедура из старейших методов лечения душевнобольных, неожиданно реабилитировавшаяся в культурном сознании общества. В течение многих десятилетий вызываемые электричеством судороги с целью заглушения мозга стали одним из символов медицинского варварства: наверное, с тех пор, как Кен Кизи сделал их пиком пыток, применявшихся к Макмерфи в романе «Над кукушкиным гнездом». Однако к моменту, когда этот метод впервые применили к Питеру, его уже достаточно усовершенствовали и считали эффективным, безопасным и даже относительно безболезненным. Способность ЭСТ подавлять маниакальные