Комитету Коммунистической партии, Советскому правительству был послан рапорт, подписанный бойцами и командирами батальона. В нем говорится, что „немцы завезли к себе в тыл не дешевую рабочую силу“, а боевые кадры партизан, которые никогда и не думали сложить свое оружие в борьбе за честь и свободу нашей Советской Родины…»

Опираясь на поддержку своих товарищей по отряду и друзей из Сопротивления, Иван энергично взялся за выполнение новой и ответственной задачи. Большую часть времени он проводил в поездках по северным и восточным департаментам Франции в поисках граждан СССР, ранее содержавшихся в гитлеровских концентрационных лагерях. Подобно раковой опухоли, этих «фабрики смерти» были разбросаны на огромной территории. Остывшие печи крематориев заставляли сжиматься сердце, а беседуя с недавними узниками, Иван снова и снова вспоминал все круги гитлеровского ада, которые он и сам прошел.

Достойно выдержать испытания и сохранить доброе имя смогли не все. Таких было ничтожное меньшинство, однако некоторые добровольно пошли в услужение к фашистам и состояли в тайной полевой полиции, Абвере или подразделениях Главного управления имперской безопасности Германии – РСХА. Хозяева-фашисты поручали им самую грязную работу – проводить карательные акции против партизан, подпольщиков и мирных жителей. На руках этих нелюдей была кровь многочисленных жертв. Неважно, какой была причина предательства – ненависть к советской власти, страх за свою жизнь или голод, – важен сам факт, что они не смогла сохранить в себе человеческое. А потом, когда возмездие стало близким, они заметались, делали все, чтобы всячески скрыть свои преступные деяния, иногда для этого рядились в одежды своих жертв, присваивали себе их имена. Здесь Рябову пригодились навыки военного контрразведчика, полученные во время службы в Особых отделах НКВД. По некоторым признакам ему удавалось выявлять и разоблачать оборотней. Выведенные на чистую воду, они делали все возможное и невозможное, чтобы избежать отправки в СССР, где их ждала суровая расплата: длительные сроки заключения или же смертная казнь.

Но не они, а репатрианты, у которых не было причин для опасений, но все же отказывавшиеся от возращения в СССР, стали для Рябова настоящей головной болью. Их число росло с каждым днем. Он искал причину и все больше склонялся к тому, что она – в целенаправленных действиях пока еще союзников, сотрудников западных секретных служб и репатриационных миссий.

Второго марта 1945 года он убедился в этом. Утром, доложив представителю советской миссии подполковнику Алексееву об обстановке на сборном пункте и плане работы на предстоящий день, Рябов отправился с инспекционной поездкой в один из лагерей для перемещенных лиц. Дорога заняла чуть больше часа. После проверки документов на КПП дежурный проводил его к начальнику лагеря. В отличие от своих британских коллег, в последнее время все чаще выстраивавших бюрократические рогатки, француз майор Морель был сама любезность. Помимо кофе, он предложил коньяк и шоколад. Рябов сказал, что с удовольствием выпьет коньяку позже, и попросил предоставить ему место для работы. Ему выделили отдельный кабинет в штабном бараке и передали материалы на перемещенных лиц.

Оставшись один, Рябов вооружился цветными карандашами и стал просматривать документы. Сносное знание французского языка избавляло его от помощи переводчика. Он не стал задерживать внимание на учетных карточках – там все было по стандарту – и сразу же обратился к бумагам на тех, кто не намеревался возвращаться на родину, в СССР. Таких оказалось 27 человек, большинство составляли выходцы из республик Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии. Мотивы их решения были вполне понятны. Два года жизни при советской власти, с 1939 года по 1941-й, когда мелкое сито НКВД отсеивало врагов не только настоящих, но и мнимых, оставили далеко не лучшие воспоминания. Недоумение у Рябова вызывала позиция семерых – все они были русскими по национальности и жили в глубинке России.

Ранее он уже поговорил с ними. Шестеро твердили, что в СССР их ждут сталинские лагеря, «поэтому не надо дурить нам голову». Возвращаться домой они наотрез отказывались и были не особо расположены к беседам. Чуть более открытым оказался молодой парень по имени Анатолий. Ему, выходцу с Кубани, не исполнилось и двадцати. Он был насильно угнан на работы в Германию в самом начале войны. Первое время парень батрачил у немецкого фермера, а в конце весны 1944 года в составе рабочей команды был направлен в Нормандию на строительство оборонительных сооружений. В июле войска союзников освободили его из фашистского плена. Казалось бы, Анатолию нечего опасаться репрессий, он же не по своей воле на немцев работал, но в разговоре с парнем выяснились кое-какие детали, позволившие наконец понять, почему эта семерка не хочет возвращаться в СССР. Некий лейтенант по имени Жак подверг их серьезной психологической обработке, мол, не верьте, все равно вас посадят.

Рябов рассказал Анатолию о себе, что он тоже был в плену, но ему поверили и даже поручили ответственную работу с перемещенными лицами. Парень слушал его внимательно, но показать Жака наотрез отказался.

Теперь этот Жак не шел у Рябова из головы. Как установить таинственного француза? В итоге он пришел к выводу, что в этом непростом деле начальник лагеря может стать его невольным помощником.

Подошло время обеда, и Рябов отправился к Морелю. У него была с собой полевая офицерская сумка, которую он специально прихватил для подарка, – опыт у него был небольшой, но достаточный для того, чтобы подметить, насколько хорошо сближают знаки внимания. Стол ломился от закуски и напитков. Морель и его заместитель капитан Дюбуа основательно подготовились. Рябов вручил подарок, и Морель с искренней улыбкой поблагодарил его – видно было, что сумка ему понравилась. А Дюбуа досталась фляжка со спиртом – «боевые сто грамм».

Разговор за столом зашел о войне. Все трое воевали, и им было что вспомнить. Под превосходный выдержанный коньяк общение становилось все более непринужденным. Наконец Рябов посчитал, что наступил подходящий момент исподволь выведать про этого Жака.

– Полностью с вами согласен, господин майор! – ответил он на очередную фразу Мореля. – Война – это прежде всего страдания, боль и потеря близких людей. Я во Франции потерял своего хорошего друга, командира партизанского отряда Василия Порика.

– Да, слышал о нем…. Дерзкий был командир, – закивал Морель.

– А я был с ним знаком! – с гордость заявил Дюбуа.

– Я слышал, что ему удалось бежать из крепость Сен-Никез, откуда со дня основания никто не убегал, а она семь столетий стоит, – с уважением произнес Морель.

– Да, было дело, – вздохнул Рябов. – В Дрокуре у нас завязался отчаянный бой с немцами. Вася отстреливался до последнего, но был