"Особенно нужно знание украинского языка, потому что его никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать", — писала украинская пресса.

Претензии к украинскому литературному языку были небеспочвенными. Он разрабатывался в основном галицкими украинофилами, делавшими все возможное, чтобы подальше увести свое "творение" от общерусского корня. Искусственно вводились в оборот заимствования из польского, немецкого, латинского, других языков, выдумывались ("ковались") новые слова. Как вспоминал Михаил Драгоманов, одно время принимавший участие в "языкотворчестве", целью была "оригинальность языка, а не его понятность". Такой язык даже в Галиции прививался с трудом, а уж в российской Украине — тем более.

Игнорировать эту проблему власти не могли. "Нам необходимо приблизить украинский язык к пониманию широких масс украинского народа", — заявил председатель Совета народных комиссаров УССР Влас Чубарь. Но приближать стали не язык к народу, а наоборот. Руководствовались тезисом Агатангела Крымского: "Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на язык, а на людей"»[185].

Еще во времена Центральной Рады и гетманшафта раздавались трезвые голоса против введения «литературного украинского языка». Так, газета «Голос Киева» опубликовала 13 июня 1918 г. обращение правления Союза служащих правительственных учреждений Винницы к властям. В тексте говорилось о том, что при делопроизводстве в учреждениях нет необходимости переходить на украинский, поскольку «случаев взаимного непонимания между этими учреждениями, с одной стороны, и местным населением — с другой, никогда не было... Более того, такие случаи возможны именно при введении украинского языка, ибо последний в своей литературной форме почти ничего общего с местным просторечием не имеет». Служащие же вполне понимают это просторечие, «а в некоторых случаях и объясняются» на «простом языке местного населения», то есть на суржике. Но вот украинским литературным языком никто не владеет[186].

То же самое происходило и по всей УССР в 1920-х годах. Вот как описывал рабочий-партиец в своем письме в ЦК КП(б)У положение в Луганске: «Убежден, что 50% крестьянства Украины не понимают этого украинского языка, другая половина если и понимает, то все же хуже, чем русский язык... Тогда зачем такое угощение для крестьян?» Особенно возмущался рабочий переводом на украинский язык партийной печати: «Я не говорю уже о "Коммунисте" на украинском языке. Одна часть, более сознательная, подписку не прекращает и самым добросовестным образом складывает газеты для хозяйственных надобностей. Это ли не трагедия... Другая часть совсем не берет и не выписывает газет на украинском языке и только, озираясь по сторонам (на предмет партлица), запустит словцо по адресу украинизации».

Житель села Никольское Павловского района Сталинского округа УССР в своем письме в редакцию «Крестьянской газеты» в 1927 г. сетовал на то, что «у нас на Украине Сталинского района издаются книги, объявления, разные распоряжения» на украинском языке, «непонятном для народа». «На сходах читают наказы, распоряжения, объявления и т. д. на украинском языке. Народ заявляет: "Читать на русском понятном языке, не надо нам читать на венгерском", т. е. на непонятном языке»[187].

Ведь к 1917 г. население городов Малороссии говорило исключительно на русском языке, а селяне — на диалектах русского языка с большими или меньшими вкраплениями местных выражений и полонизмов (суржике). И, кстати, горожане и селяне прекрасно понимали друг друга, и им никогда не требовался переводчик. И если уж большевикам приспичило вводить украинский язык, то почему бы не сделать государственным языком «мову» селян Полтавщины или Харьковщины? Можно было ввести термины «мовы» в состав русского языка и тем самым обогатить его. К примеру, «гепнуться» — это не означает просто «упасть», а «тикать» — «бежать».

Увы, большевики на Украине пошли совсем по другому пути. Они начали насаждать в УССР галицийский диалект и галицийскую культуру. Та же Елена Борисёнок пишет: «В целом связи между УССР и Западной Украиной были весьма разносторонними. Тут стоит особо отметить деятельность Всеукраинской академии наук (ВУАН) и ее исторической секции. В рамках последней действовала Комиссия истории Западной Украины, приглашавшая западноукраинских ученых на торжественные мероприятия в Киев. К примеру, весной 1927 г. состоялись публичные доклады в УССР К. Студийского о научной жизни в Галиции, И. Свенцицкого о старом галицийском искусстве, В. Симовича — о жизни Буковины. В октябре 1927 г. на заседании Комиссии истории Западной Украины выступали западноукраинские ученые Студийский, Ф. Колеса, М. Кордуба, О. Макарушка. В марте 1928 г. Кордуба принимал участие в торжественном заседании исторической секции ВУАН, посвященной 20-летию со дня смерти В.Б. Антоновича. В апреле 1929 г. в Киев приезжали Студийский и И. Крипьякевич для обсуждения дальнейшего сотрудничества галицийских ученых с исторической секцией ВУАН...

Примером достаточно тесного сотрудничества интеллигенции УССР и Западной Украины служит Украинская правописная конференция, прошедшая в Харькове с 25 мая по 6 июня 1927 г. Состав участников конференции был достаточно широк. Помимо четырех представителей Наркомпроса, в ней принимали участие пять академиков, 28 профессоров лингвистики и филологов, 8 писателей, 7 журналистов и 8 учителей. С Западной Украины приехали известные украинские ученые К. Студийский, И. Свенцицкий и В. Симович. По решению конференции для продолжения работы над украинским правописанием была создана специальная государственная правописная комиссия во главе со Скрыпником. В сентябре 1928 г. правила украинского правописания были официально утверждены постановлением СНК УССР.

Разработанные комиссией нормы украинского правописания были результатом компромисса между центральноукраинской и западноукраинской лингвистическими школами...

Много галицийских слов и выражений было включено в Академический словарь — некоторые с пояснением их регионального употребления, некоторые — без такового. Галицийские слова и выражения были признаны нормальной составляющей литературного языка»[188].

А.А. Хвыля в журнале «Коммунист» в апреле 1933 г. писал: «Эти общие в украинском языке с русским языком термины ликвидировали, выдумывая искусственные, так называемые украинские самобытные слова, не имевшие и не имеющие никакого распространения среди широких многомиллионных рабочих и колхозных масс». В качестве примера Хвыля приводит замену слова «петит» в украинском языке на слово «дpiбeнь», «сектор» — на «витинок», «сегмент» — на «утинок», «экран» — на «заствуч», «экскаватор» — на «копалка», «штепсель» — на «притичку», «аэрографию» — на «марсознавство», «атом» — на «недiлка», «завод» — на «виробня».