— Америка проиграет войну, — злорадно предрек старик. — А Италия выиграет.

— Америка — самая могущественная и процветающая держава в мире! — с высокомерной горячностью осадил его Нетли. — А ее вооруженные силы непобедимы.

— Вот-вот, — охотно согласился старик, и в его голосе прозвучало ядовитое удовлетворение. — А Италия — хиреющая страна, и ее вооруженные силы давно уже обходятся без кровопролитных побед. Поэтому-то она и благоденствует в нынешней войне — не то что Америка.

Нетли удивленно захохотал, но, сразу же осудив себя за невежливость, смущенно покраснел.

— Простите меня, я не хотел вас оскорбить, — простодушно сказал он и с почтительной снисходительностью добавил: — Но ведь Италию оккупировали немцы, а теперь оккупируем мы. Надеюсь, вы не это называете благоденствием?

— Именно это! — радостно подхватил старик. — Немцев отсюда гонят, а мы живем себе и здравствуем. Через пару лет вы тоже уйдете, а мы будем жить-поживать и горя не знать. Италия, видите ли, очень слабая страна, и в этом наша сила. Итальянские солдаты больше не гибнут. А немецкие и американские — многими тысячами. Разве это не благоденствие для нас на сегодняшний день? Да-да, я уверен, что Италия переживет и нынешнюю войну, и вашу Америку.

Нетли едва верил своим ушам. Он никогда не сталкивался с таким чудовищным кощунством, и его удивляло, почему фэбээровцы позволяют этому вероломному старикашке разгуливать на свободе.

— Америка будет жить вечно! — страстно вскричал он.

— Вечно? — с мягкой подначкой спросил старик.

— Ну… — Нетли осекся.

Старик снисходительно усмехнулся, явно подавив желание презрительно расхохотаться. Но он травил Нетли исподтишка.

— Рим погиб, Греция погибла, Персия погибла, Испания погибла, — со скрытым торжеством объявил он. — Все великие державы погибли. А ваша, значит, особенная? И сколько же она протянет? Вы говорите, вечно? А я вам напомню, что и сама Земля погибнет от взрыва Солнца через двадцать пять миллионов лет.

— Ну, вечно… это, пожалуй, и правда многовато, — неловко уклонился Нетли.

— А сколько? — с глумливым пылом наседал старик. — Миллион лет? Полмиллиона? Жаба, к примеру, существует на земле пятьсот миллионов лет. Можете вы утверждать, что ваша Америка, со всем ее процветанием и могуществом, с непобедимыми вооруженными силами и самым высоким в мире уровнем жизни, просуществует так же долго, как, скажем, жаба?

Нетли с наслаждением закатил бы этому гнусному наглецу хорошую оплеуху. Он беспомощно огляделся в поисках союзника, который помог бы ему защитить будущее его страны от увертливого и бесстыжего нечестивца. Но никто не пришел ему на помощь. Йоссариан и Дэнбар деловито уединились в дальнем углу гостиной с четырьмя или пятью игривыми девицами и шестью бутылками красного вина, а Обжора Джо давно уже скрылся в одном из таинственных коридоров, гоня перед собой, вроде плотоядного властелина, столько крутобедрых проституток, сколько могли загрести его машущие, как крылья ветряной мельницы, тощие руки.

Нетли чувствовал себя потерянно и неловко. Его возлюбленная, мешковато нахохлившись, сидела в тупом оцепенении на горбатой кушетке, и он тоскливо думал, что она относится к нему с таким же вялым безразличием, как и в тот незабываемо яркий, мучительно-горестный для него день, когда он увидел ее за игрой в «очко», мимоходом завернув на минуту в солдатскую квартиру, а она не обратила на него ни малейшего внимания. Ее безвольно приоткрывшийся рот напоминал округло очерченную букву «О», и одному богу было известно, куда направлен ее затуманенный в бездумном остекленении взгляд. Старик терпеливо ждал, посматривая на Нетли с проницательно пренебрежительной, но сочувственной ухмылкой. Бесстыжая и пластично гибкая в движениях блондинка с прелестными ногами и медовой кожей, по-кошачьи притулившись на подлокотнике кресла возле старика, принялась растленно обласкивать ладонями его угловатое, бледное и похотливое лицо. Нетли весь одеревенел от враждебного негодования при виде столь откровенного распутства у такого дряхлого старика. Он подавленно отвернулся, с удивлением размышляя, что же ему, собственно, мешает загнать в постель свою собственную девицу.

Омерзительный, похожий на дьявольского стервятника старик напоминал Нетли отца по абсолютнейшему несходству. Его отец в отличие от этого распатланного, распущенного скользкого циника был благообразно седым, всегда безупречно одетым джентльменом с твердыми принципами и здравыми суждениями; его образованность и сдержанность казались особенно благородными по сравнению с грубой неотесанностью этого старого похабника. Отец Нетли свято верил, что честь превыше всего, и мог ответить на любой вопрос, а у гнусного старикашки явно не было ничего святого, но зато имелась уйма безответственных вопросов. Почтенные седые усы у отца Нетли всегда были аккуратно подстрижены, что резко отличало его от старика, у которого вообще не было усов. Отец Нетли — как и все отцы его знакомых — служил ему примером благородного достоинства, а старик олицетворял собой мерзостное распутство, и Нетли очертя голову пустился с ним в спор, преисполненный суровой решимости пригвоздить его подлую логику к позорному столбу, чтобы отомстить ему за гнусные инсинуации и завоевать расположение угрюмо равнодушной к нему девицы, которую он полюбил беззаветно и навсегда.

— Ну, откровенно говоря, я, конечно, не знаю в точности, сколько просуществует Америка, — храбро признался он. — По-видимому, не вечно, раз когда-то должен погибнуть весь мир. Но наше замечательное существование продлится очень, очень долго, тут у меня нет никаких сомнений.

— А все-таки сколько? — со злорадной издевкой спросил его мерзостный старик. — Уж до жабы-то вам наверняка, я думаю, не дотянуть.

— По крайней мере дольше, чем проживете вы или я! — нескладно выкрикнул Нетли.

— Только-то? Да ведь это же пустяки — особенно если учесть вашу опрометчивую юношескую доблесть и мой весьма преклонный возраст.

— А сколько вам лет? — поневоле заинтригованный и как бы обольщенный стариком, спросил Нетли.

— Сто семь, — ответил старик, заранее радуясь досадливому смущению Нетли. — А вы, я вижу, и этому не верите?

— Да я ни одному вашему слову не верю, — преодолевая застенчивость, отозвался Нетли. — Зато твердо верю, что войну Америка выиграет.

— Дались же вам эти военные выигрыши, — издевательски хмыкнул расхристанный старый гнуснец. — А на самом-то деле вся штука в том, чтобы уметь войны проигрывать, чтобы чувствовать, какую войну можно проиграть. Италия проигрывала войны много веков подряд — и всегда жила припеваючи. А Франция выигрывала — и все время барахталась в кризисах. Зато Германия проигрывала — и процветала. А теперь гляньте-ка на нашу новейшую историю. Италия выиграла войну в Эфиопии — и сразу же наткнулась на гиблые беды. Нас охватила такая сумасшедшая мания величия, что мы ввязались в мировую бойню без всякой надежды на победу. Но теперь, когда мы опять проигрываем, положение понемногу исправляется, и, если нам удастся потерпеть полное поражение, мы снова заживем прекрасно.