Обширное пространство между двумя полюсами оседлости – Крымским полуостровом на юге и границей лесостепи на севере – в конце XV – начале XVI в., в короткий исторический промежуток в период дестабилизации Большой Орды и сразу после ее распада, потеряло практически все свое оседлое население и фактически полностью обезлюдело. В это время переходившие к оседлой жизни в этом регионе татары вынуждены были переселяться либо в Крым, города и деревни предгорий и южного берега полуострова, либо в Великое княжество Литовское, Польское королевство, Молдовское господарство или Московское царство. На новом месте жительства они продолжали заниматься земледелием, ремеслом, торговлей. Именно так возникла этническая группа так называемых липков – татар, переселившихся в Литву, Польшу, Московию, Молдову и осевших на землю, приняв подданство соответствующих государей. Источники предоставляют нам такое «изъяснение названия липка»: «Деревенские жители из татарских племен, издавна недовольные ханом и его мурзами, покидали свои места жительства и, забрав, вместе с большею частию имущества и скота, свои семьи и чад, вдруг садились на коня, ночью переходили в русские пределы и принимали подданство москова. Последний водворял этого рода беглецов на жительство в пустых разоренных землях своих; позволял им строить дома, мечети и соборы, с тем чтобы они платили по одному золотому в год (подати), и коли будут продавать что – масло ли топленое, скот ли, овощи ли, другое ли что, – продавали бы русским на ходячую в деревнях монету. В ту же деревню поселил он нескольких русских и построил там церковь, чтобы ребятишки татар-мусульман смешивались (с детьми русских); глаз бы их привыкал к русским обычаям, и они бы оставляли свои нравы. Этой хитростью в короткое время он изменил дух их, так что от мусульманства осталась у них одна только претензия на таковое: от родителей они наследовали мусульманство, а от сверстников и соседей своих еще в детстве перенимали русские обычаи; в русской среде они были как русские, в мусульманской – как мусульмане. Вот таких-то и называют – липка».

Оседали липки в уже существовавших населенных пунктах и основывали новые. Немало топонимов и гидронимов на территории современных Украины, Беларуси и России, происхождение которых традиционно связывают в народной этимологии с липами, липовыми рощами и липовыми аллеями, на самом деле обязаны своими названиями татарам-липкам. Вполне возможно, что река Липчик и возникшее на ней в середине XVII в. село Липцы современного Харьковского района Харьковской области также обязаны своими названиями этим так называемым «лубка татарлар» – литовским татарам-липкам.

После того как оседлые татары покинули свои населенные пункты в пределах северопричерноморских степей, здесь и возник новый историко-географический регион – Дикое поле. Именно он стал во второй половине XVI–XVII в. одним из ключевых факторов геополитической истории Центрально-Восточной Европы. Сокращаясь территориально вследствие наступления оседлой цивилизации с севера и постепенно утрачивая свое былое значение, регион Дикого поля просуществовал вплоть до конца XVIII в. Именно Дикое поле стало тем плавильным котлом, из бурного варева которого родился украинский народ, украинская ментальность и, в итоге, украинская государственность. По своему значению в истории Украины Дикое поле сравнимо с Диким Западом для Соединенных Штатов Америки, выковавшему особый тип человека фронтира – независимого, свободолюбивого, рассчитывающего лишь на собственные силы, способного к личной инициативе и самоорганизации.

Украинское пограничье степи и лесостепи было в XVI–XVII вв. самой настоящей зоной рискованного земледелия, но не из-за климатических условий, а вследствие непрестанных грабительских набегов крымцев. Традиционным стал образ хлебороба, выходившего на поле для пахоты, сева или сбора урожая с ружьем за спиной и саблей у пояса, чтобы быть всегда готовым отразить неожиданное нападение. Следующим шагом приграничного земледельца стал выход из полумглы закулисья на ярко освещенную сцену самого Дикого поля. Поначалу это были сравнительно немногочисленные и потому не особо заметные на бескрайних степных просторах ватаги промысловиков-уходников, занимавшихся охотой, рыбной ловлей, бортничеством, знавших как свои пять пальцев все броды и перелазы мелких речушек, островки и плавни Днепра, яруги, байраки и балки степи. Это были пионеры и следопыты, первопроходцы нового неосвоенного Дикого Юга, на котором начиналась настоящая история Украины и происходило становление украинского народа, подобно тому, как на Диком Западе рождалась Америка. И если одним из важнейших символом своей страны стал для американцев герой вестернов ковбой, то не менее, если не более значимым символом для украинцев является запорожский казак.

Была при этом в истории Украины и своя Британская империя в войне за независимость против которой происходило становление казацкого государства. Ею применимо к реалиям рассматриваемого исторического пространства того времени являлась Речь Посполитая. И если Крымское ханство с его набегами способствовало появлению Дикого поля и обеспечивало нескучную жизнь на лесостепном пограничье, то литовско-польское государство содействовало наполнению открывшегося исторического пространства людьми и их самоорганизации, причем делало это как своими действиями, так и бездействием. Из конфликта кочевой скотоводческой степи и оседлого земледельческого леса родилось украинское казачество, которое активно перенимало многочисленные элементы степной культуры и быта.

С одной стороны, литовцы и поляки не могли противопоставить украинскому населению пограничья никакой эффективной защиты от людоловских набегов крымцев. Пограничные крепостцы, в которых могло бы укрыться местное население на время татарского нападения, были немногочисленны и малоэффективны, поскольку не позволяли спасти разрушенное хозяйство, да и успеть во время неожиданного набега схорониться под защитой их стен было практически невозможно. Отряды «польной стражи» также не могли решить проблему защиты местного населения – карауля на татарских бродах и переправах, они далеко не всегда могли перекрыть все пути проникновения, и небольшие отряды крымцев с опытными проводниками легко, как вода через решето, просачивались сквозь редкие сторожи литовцев. Пограничные стражники не поспевали всюду, а в случае крупного похода крымцев, организованного ханом, калгой или нурэддином, и вовсе не могли противостоять значительному татарскому войску. Такая слабость Речи Посполитой в защите своих южных границ вынуждала местное украинское население защищаться самостоятельно, не только выходя в поле с ружьем за спиной, но и организовывая вооруженные отряды, отражавшие нападения татар.

С другой стороны, именно Речь Посполитая, усиливавшая культурное, религиозное и социально-экономическое угнетение православного украинского крестьянства, способствовала взрывообразному росту количества немногочисленных ранее «уходников», бежавших от ненавистной угнетавшей их «цивилизации» в «дикие» просторы за порогами Днепра. Сотни и тысячи уходников всего лишь за два-три десятилетия превратились в десятки и даже сотни тысяч украинских запорожских казаков, ставших грозной военной и политической силой в истории Центрально-Восточной Европы. Появление казачества стало, таким образом, одновременно и ответом земледельческой цивилизации на вызов Дикого поля, и ответом угнетенного украинского крестьянства на внутреннюю политику Речи Посполитой.