— И он выдал секрет!..

— Сказать или умереть, сеньор маркиз, — объяснил граф. — Поставленный перед такой дилеммой, он предпочел открыть рот.

Маркиз гневно стукнул кулаком и стремительно поднялся, бросив на сына Красного корсара свирепый взгляд.

— Ну, и что вы хотите? — процедил он сквозь зубы.

— Сестру.

— И за ней вы приехали в Америку?

— Да.

— А если я откажусь вам ее возвращать?

— Черт возьми! — закричал граф. — Я не стану церемониться с человеком, приговорившим моего отца к смерти на виселице!..

— Вашей сестры здесь нет.

— Ее здесь нет?

— Нет.

— Значит, вы ее отослали, куда же?

— В Панаму.

— Тысяча чертей! — разъярился граф.

— Здесь ее могла подстерегать опасность.

— Так вы знали, что я ищу ее?

— Я узнал, что большая группа флибустьеров приближается к городу. И испугался, что при штурме девушку могут убить. А потому поторопился отправить ее в Панаму.

— Почему такая забота о дочке флибустьера?

— Я воспитывал ее как собственную дочь, — ответил маркиз. — Что бы там кто ни говорил, но в моем доме с вашей сестрой всегда обращались как с благородной девушкой, хотя и метиской, а не как с рабыней.

— В самом деле, мне об этом говорили. А теперь?

— Она ждет вас, сеньор ди Вентимилья, ждет, чтобы вы пришли и забрали ее.

— В Панаме? Изволите шутить, маркиз? Времена Моргана прошли, и сегодня никто, даже мой дядя Черный корсар, если бы был жив, не осмелится на подобное предприятие.

Ироническая улыбка тронула губы маркиза де Монтелимар.

— Не знаю уж, что и делать, сеньор граф.

— Кому вы ее доверили?

— Дону Хуану де Сасебо, моему другу и советнику вице-короля.

— Мне сообщили, что прежде за ней присматривал некий майораль.

— Да, когда она была маленькой. Теперь ей исполнилось пятнадцать лет, и она должна посещать только семьи видных людей.

— Стало быть, я ни в коем случае не доберусь до нее?

— Только если мы с вами отправимся в Панаму, потому что я строго наказал дону Хуану: ни в коем случае не доверять ее кому бы то ни было.

— Вы были исключительно предусмотрительны.

— Я ведь уже считаю ее своей дочерью, сеньор граф.

— Но я без нее не оставлю Америку, — сказал сеньор ди Вентимилья. — Она — моя сестра.

— Никто у вас вашего права не отбирает. Только я боюсь, сеньор граф, — сказал маркиз с той же иронической интонацией, — что воздух в Панаме вам не слишком подойдет.

— Увидим, а пока вы остаетесь моим пленником.

— Пленников можно выкупить; назначьте цену.

— Человек из рода Вентимилья не нуждается ни в пятидесяти, ни в ста тысячах пиастров, сеньор де Монтелимар. За ваше освобождение я не назначу никакой цены.

Потом граф обратился к троим авантюристам, присутствовавшим при беседе, неподвижным и немым, словно статуи, со шпагами в руках, готовым к любой неожиданности:

— Доверяю этого господина вам; он будет постоянно находиться под вашим наблюдением.

Он едва коснулся полей своей фетровой шляпы, вышел из комнаты и быстро спустился по ступенькам замковой лестницы.

Начинало светать, а ливень прекращался. Площадки форта были усыпаны флибустьерами, забивавшими дула орудий и засыпавшими в мешки порох, поскольку нуждались в этом продукте всегда.

Тасли, Гронье и Равено де Люсан седели на балюстраде, курили и мирно беседовали.

При появлении графа все встали.

— Итак, сеньор граф? — спросил де Люсан не без некоторого волнения.

— Еще одна карта плохо разыграна, — ответил сеньор ди Вентимилья. — Акулу-то я поймал, а вот жавороночка схватить не смог.

— Ваша сестра?

— Ее здесь больше нет.

— Клянусь всеми виноградными лозами Турени! — вскрикнул француз. — Не демон ли этот маркиз, постоянно угадывающий ваши планы?

— Похоже, — ответил граф.

— Где же мы поймаем жаворонка?

— В Панаме, если вообще хотим поймать.

— Серьезное дело, — нахмурившись, сказал Гронье. — Панама — это вам не Пуэбло-Вьехо и не Новая Гранада. Если бы нас было с тысячу человек, ну, тогда дело было бы нетрудным. Но с силами, находящимися в нашем распоряжении, ни один флибустьер, и даже Морган, не осмелился бы на подобное дело.

— Отправимся на Тарогу, — сказал Тасли, до этого не проронивший ни слова. — Мне известно, что отряд флибустьеров на двух фрегатах должен подойти со дня на день. Они собирались блокировать Панаму. Если нам удастся найти их, то мы еще раз нагоним страху на жителей этого города. Но в данный момент меня беспокоит другое.

— Говорите, сеньор Тасли, — сказал граф.

— Один из пленников только что рассказал мне, что возле города собрались крупные силы испанцев; они хотят отрезать нам путь к Тихому океану. Я советовал бы вам, в общих интересах, как можно быстрее очистить Новую Гранаду и добраться до побережья. Все, что здесь можно было взять, уже находится в наших карманах.

— К сожалению, этого мало, — сказал Равено де Люсан. — Все награбленное не стоит и восьмидесяти тысяч пиастров.

— Мы наберем еще во время отхода, — утешил его Гронье. — По пути нам будут попадаться селения, деревни, города; мы их сожжем, ничего не щадя.

— Я готов к выступлению, — сказал граф. — Моей долей добычи будет только один пленник: маркиз де Монтелимар.

— А нашей — тридцать именитых горожан; в свое время мы получим за них хорошенький выкуп, — сказал Гронье. — Они будут полезны, если мы решимся на демонстрацию нашей морской силы в виду Панамы. Сеньор де Люсан, дайте приказ об отходе. Лучше оказаться в густом лесу до того, как испанские полусотни, марширующие к городу, нападут на нас с тыла.

Не прошло и получаса, как флибустьеры, потерявшие в жестоких столкновениях всего двенадцать человек, тогда как сами учинили сущую бойню среди горожан, защищавших стены, были готовы оставить город.

Кроме пленников, флибустьеры прихватили с собой пушку для лучшей защиты от неприятельских атак, которых ожидали на пути к Тихому океану.

А чтобы лучше обмануть войска, которые непременно отправят по их следам, флибустьеры решили сначала пойти на север. Этот путь к тому же проходил по более плодородной местности, сулившей больше ресурсов.

В восемь утра четыре маленьких отряда вышли из города, предварительно взорвав и другое крыло крепости; они быстро скрылись в бескрайних лесах, покрывавших в те времена большую часть Центральной Америки и населенных редкими племенами индейцев, чудом избежавших тяжелого ярма испанского рабства.