– Экий наглец! Келих уже посадил его в темницу?

– Келих согласился.

Темноволосый сид очень медленно поставил на край стола чашку, которую только что пил, и внимательно наблюдавший за ним Гайвен увидел, как руки Брелаха дрогнули.

– Рассказывай, – сказал он тихо.

– Что рассказывать? Великий Тинг за три часа не соберешь, это и дураку ясно. Его и за месяц попробуй собрать. Но Келих согласился провести заседание Лунного совета. Придут почти все главы Великих Домов, что находятся сейчас в столице. Их уже оповещают – и думаю, некоторые из них будут злы, но все же явятся. В восемнадцать часов начало, – Гайвен чуть опешил, прежде чем понял, что речь идет о старинной системе отсчитывать время от полуночи, а не от полудня. – Этого молодого человека, потомка Бердарета, тоже пригласили присутствовать.

– Вот как, – Брелах прищурился, – дай угадаю, зачем?

– Как решили твой брат и Крадхейк сообща, для решения иберленской смуты. Его величество сказал, на сей раз доводы лорда Шэграла довольно весомы, и мы обязаны выслушать тимлейнского короля.

Ногти на руках у предводителя стражей в мгновение ока удлинились раза в три, словно кошка выпустила когти, и Брелах в гневе исцарапал ими лакированную столешницу, оставив в ней несколько глубоких борозд. Эта вспышка ярости была настолько неожиданной и быстрой, что Гайвен невольно вздрогнул. Однако фэйри овладел собой столь же быстро, и сказал елейным тоном, переведя на иберленца взгляд:

– Сударь, я вижу, вам предоставится прекрасный повод высказаться за благо собственной стареющей нации. Я надеюсь, вы уже заготовили несколько достаточно прекрасных аргументов в свою пользу? Если нет, постарайтесь. – Брелах перевел взгляд на подругу. – Не верил, что брат прогнется, – сказал он тяжело.

Айвин положила руку ему на плечо:

– Не здесь, я прошу тебя. Не при этом смертном. Он и так слышал многое.

– Что ж, ты права – к тому же, парень неглуп. Кровь скоро заговорит в нем. – Командир эльфийских воинов поднялся и тяжело посмотрел на Гайвена. – Сиди здесь и ешь. Как закончишь есть, просто сиди. За тобой придут, как настанет время. Часа через три, примерно. Сам выходить не пытайся, ибо двери тебе все равно не откроются. И, – Брелах чуть помедлил, прежде чем продолжить, – если ты втянешь мой народ в очередную бессмысленную войну, которая будет стоить нам хотя бы половину той крови, сколько стоили предыдущие попытки участвовать в делах человечества – учти, я найду и убью тебя сам, и тебе не понравится эта смерть.

– Я понял вас, сэр, – сказал Гайвен сухо.

– Уповаю на это.

Брелах и Айвин вышли, оставив молодого Ретвальда одного. Несмотря на голод, к еде юноша приступил далеко не сразу. Сперва Гайвену потребовалось хорошо осмыслить положение, в которое он попал. Шэграл сказал ему, что постарается склонить на свою сторону аристократов Волшебной Страны – видимо, именно этим ему и предстоит заняться на предстоящем совете. По поведению Брелаха Гайвен успел понять, что эльфийское общество расколото, и до последнего времени большинство в нем относилось к инициативам владетеля замка Керлиндар с недоверием, если не сказать хуже. Однако, видимо, тот нашел, что сказать королю, дабы заставить его прислушаться к себе.

«Осталось выяснить, что сказать мне самому, когда меня спросят».

Впрочем, определенные соображения у Гайвена уже имелись. Он понимал, что судьба предоставляет ему шанс – и следовало этим шансом воспользоваться. Подавив вздох, юноша приступил к уже порядком остывшей трапезе – и за обедом продолжил продумывать слова, с которыми обратится к эльфийским лордам. Выступать в Коронном совете Иберлена ему было уже не привыкать, и вряд ли собрание местной знати удивит его сильнее, чем удивляло тимлейнское. «У них у всех есть свои цели и интересы – нужно лишь показать, что исполнение моих собственных целей не принесет им вреда, а напротив, окажется полезно».

Гайвен отхлебнул черной настойки, с которой уже сошел пар. Горькая на вкус, та оказалась неожиданно бодрящей. Совсем не похожая на вино или пиво, она, кажется, не содержала алкоголя – и, в отличие от спиртных напитков, вселяла не только уверенность в себе и веселость, но и приятную ясность мысли.

В помещении не было никакого хронометра, и о ходе времени юноша мог лишь догадываться. Закончив обед, он прошелся по комнате, подошел к двери. Ручки у нее также не было. Молодой Ретвальд предположил, что в двери может присутствовать специальный отпирающий механизм, срабатывающий при приближении к ней – но видимо, на иберленского гостя этот механизм настроен не был. Юноша вернулся к столу, но доедать принесенную эльфийской стражницей пищу не стал. Вместо этого взялся за принадлежавшую Брелаху чашку и отпил из нее. Гайвену требовалось сосредоточиться, а странное снадобье, называвшееся, кажется, кофе, помогало в этом как нельзя лучше.

«Я должен торопиться. Я не знаю, что сейчас происходит в Иберлене. Жив ли Артур, не попал ли он в плен. Прошло уже около суток с момента переговора, а за сутки успеет случиться многое. Я не позволю, чтоб единственный человек, не изменивший мне, разделил судьбу своего отца. Эти твари думают, что вправе как им вздумается распоряжаться судьбой королевства. Пришла пора положить всему этому конец».

Гайвен чувствовал, как крепнет в нем решимость. Он понимал, что больше не вправе позволить себе мягкости. Есть люди, которые любую попытку быть к ним милосердным принимают за слабость. Путь огня и стали – вот единственный путь, который ему теперь оставался, если он хотел сохранить за собой Иберлен.

Прошло, должно быть, несколько часов, когда в комнату вернулась Айвин. Боевые свои золотистые латы девушка сменила на темно-фиолетовый брючный костюм. При тимлейнском дворе такие дамами не носились, и произвели бы там настоящий скандал. На Гайвена эльфийка посмотрела без малейшей приязни:

– Пошли, – сказала она сухо. – Тебя все заждались.

– Где милорд Брелах? – осведомился Гайвен, поднимаясь.

– Тоже ждет. Шевелите ногами, ваше величество.

Айвин провела Ретвальда несколькими безлюдными коридорами и двумя лестницами. Нигде юноша по-прежнему не видел и намека на окна, словно они находились в подземелье. Ровный электрический свет струился с потолка. Повсюду – много непонятных изделий из стекла и металла. Обстановка оставалась роскошной, достойной королевских палат – изящной работы скульптуры в стенных нишах, мягкие узорчатые ковры под ногами, картины на стенах с рисунками незнакомых пейзажей и странных городов. Одна из этих картин особенно привлекла внимание Гайвена. Высокие тонкие башни, сделанные будто из серебра и сверкающие на солнце стеклянными галереями верхних этажей, стояли на берегу лазурного моря, в окружении пляжей и пирсов, к которым пристали белые корабли без мачт. Изображение было столь четким и мастерски выполненным, что казалось, это некая магия запечатлела его.

– Что это? – спросил, заинтересованный, Ретвальд.

– Мир, который вы, смертные, уничтожили, – бросила Айвин, не оборачиваясь.