– Абсолютно точно. Я сразу обратил внимание на это. Честно говорю, как только прочитал бумаги на Абдукадырова, сразу об этом подумал. Что ещё?

– Ещё... Ещё странные предложения от голландских чеченцев...

– Да... деловые люди вполне могли бы продать у себя созданный ими прибор, если он в действительности ими создан. Но наши спецы говорят, что это простой аналог натовского оборудования. Ничего нового. Но для сравнения результатов испытать желают.

– Да. Примерно это же сказали Доктору Смерть в Министерстве обороны. Причём чеченцы очень настаивали, чтобы их держали в курсе испытаний. Если уж не пустили на полигон, то обязаны давать информацию по телефону. С командного, естественно, пункта. То есть дать им выход на один из телефонных номеров, по которым можно войти в сеть ракетных частей. Я думаю, они будут всяческими способами искать и дублирующие номера. И наверняка есть в приборе какая-то тонкость, которая потребует обязательного звонка производителям. Но не это главное. Чеченцы очень хотят показать нам, что интересуются локальной сетью ракетных частей...

Генерал стукнул указательным пальцем по краешку письменного стола, словно кого-то предупреждая.

– Вот этого я не проследил. Каюсь и выражаю вам своё восхищение. Дальше...

– Дальше... Атаки на меня и на моих сотрудников... Даже не со стороны чеченцев, а со стороны ментов и уголовников... Якобы чтобы не привлечь внимания к чеченцам, хотя заранее знают, что мы поймем, откуда ветер дует. Такие усиленные атаки предназначены для того, чтобы показать серьёзность их намерений.

– Понятно. Я согласен... Мы согласны... Это я просчитал... Дальше...

– Троянский конь, наконец...

– Что?

– Кибертроянский конь... Это такой вирус, который позволяет контролировать содержимое моего компьютера. Я поймал в своём компьютере «коня»... Они хотели на всякий случай контролировать нас. Как мы отреагируем на их действия.

– И как вы собираетесь реагировать?

– Я предполагаю, нам следует использовать Кибертроянского коня как ловушку... Как бесплатную возможность гнать дезинформацию. Но что это будет за дезинформация – это уже зависит от того, насколько мы сойдёмся в окончательном выводе.

– И каков ваш вывод? Свой я уже сделал. Думается, наши мнения совпадут. Я считаю, что это акция прикрытия. Нас подставляют, чтобы мы уверились в своих силах. А сам теракт будет произведён без нашего участия совсем иными силами.

– Да. Я подумал так же... – соглашается Басаргин. – Нас просто загрузили фальшивой работой, чтобы отвлечь от настоящей.

– Вот мы и пришли к основному выводу первого этапа. А второй этап ставит нас в тупик. Может быть, у вас есть по этому поводу какие-то данные? Что же они планируют на самом деле?

– Пока нет ничего. Остаётся единственная надежда – на захват Талгата Абдукадырова. Может быть, у него удастся хоть что-то выведать. Хотя он наверняка проходил обучение по системе сопротивления действию психотропных препаратов. Значит, и здесь шансов у нас мало...

Генерал встаёт из-за стола, подчёркивая этим важность сообщения.

– Я не сказал вам сразу... Чтобы не сбивать с мысли... Пришло сообщение от полковника Мочилова. Отряд полевого командира Азиза уничтожен. Сам Азиз с тремя боевиками захвачен в плен. Талгат Абдукадыров сумел уйти и вывести трёх программистов...

Басаргин обессилено откинулся на спинку стула.

– Тогда у меня есть лишь одна зацепка... Он мог бросить их и не выводить... И создать таким образом ситуацию, при которой мы подумаем, что операция сорвана. Он должен был так сделать! Он должен был уйти один! А он их вывел... Это что-то должно значить...

– Признаюсь, зацепка очень слабая... – Генерал опустил голову. – Я сегодня еду в службу охраны президента. Будем с ними вместе думать. Если что-то новое появится, я вам позвоню. Ваши координаты давать можно?

– Конечно... Сколько у нас времени в запасе?

– Я думаю, чуть больше недели. Потом уже будет поздно что-то предпринимать...

Когда маленький вертолёт с красным крестом в белом круге поднимается над небольшим горным селом, Талгат что-то говорит пилоту на незнакомом языке. Тот радостно смеётся и машет рукой, изображая нечто. Но пленникам не до смеха. После такого труднейшего перехода, что выпал на их долю, до конца исчерпав их не слишком великие силы, они проваливаются в сон, едва сомкнув веки. Падают в него, словно в яму.

Во сне время идёт незаметно, но у уставшего человека и во сне продолжается и действует затвердевшая в голове ситуация, из которой, оказывается, не так-то легко и вырваться, хотя так мечтаешь об этом – белая тьма идёт и идёт на них, пересекает все сновидения. И ноги ступают и ступают по глубокому снегу. Бесконечно долго, безостановочно. И всё... И больше ничего...

* * *

Миша Каховский просыпается первым. От тишины. Миша осматривается, не шевеля головой. Вертолёт стоит на какой-то площадке, напоминающей теннисный корт. Пилота на месте нет. Талгат в кабине. Смотрит куда-то в сторону. Не спит, хотя устал, наверное, тоже основательно. Но он вообще кажется железным человеком, который и не должен знать, что такое усталость. Слышны голоса. Говорят не по-русски и не по-английски. По запаху Миша догадывается, что машину заправляют.

– Где мы? – тихо спрашивает он Талгата.

Тот оборачивается, пару секунд смотрит, потом улыбается, как здоровается. Приветливо.

– Это сынок, опять Абхазия... Побегали по горам и вернулись...

Мише всё равно... Он тут же, даже не вдумываясь в ответ Талгата, закрывает глаза и засыпает. И опять видит перед собой только секущие тугие белые ленты пурги. Ленты путаются, рвут друг друга, кромсают, больно колют лицо. А он опять переставляет непослушные ноги. И всё это без конца, и всё это без другого действия, без человеческих лиц... Без сюжета и без перспективы выйти хоть когда-нибудь из этого мучения. Изматывающий сон продолжается, как явь, не давая отдохнуть.

И даже во сне Миша чувствует, как он зол, как ожесточён и как ненавидит всё, его окружающее. Все те силы, которые обманом вырвали его из-за привычного компьютерного столика, стоящего около окна в его комнате дома, заманили туманной перспективой, приподняли довольно высоко и бросили так, что падение кажется бесконечным. Он понимает, что предел должен быть у всего, наверное, даже у Вселенной, но конца падению не видит, как не видит конца своему убивающему, а не лечащему сну...

* * *

Лёня Борман просыпается, когда снова начинает чихать двигатель, а следом за этим хлопают, раскручиваясь, винты. Вертолёт взлетает. Лёня сидит в середине, между Георгием и Мишей. Ему плохо видно то, что остаётся внизу. Но он хорошо видит горы, серым уходящим кошмаром остающиеся где-то сбоку. А с другой стороны чистый простор, среди которого не просматривается до самого горизонта ни одной вершины, хотя простор этот точно такой же серый, как горы. Вертолёт взлетает, слегка завалившись набок, делает круг, и открывается взору чистая сторона. Лёня видит море – свинцово-серое, неспокойное на ветру, зимнее. Он сразу вспоминает, как беспокоило его это же штормовое море, когда они плыли из Турции в Абхазию на утлом баркасике, и как черно плескалась за иллюминатором волна. Куда сейчас несёт их? Зачем? Что за ветер такой странный поднялся и бросает людей, как неодушевлённые предметы, по своей прихоти?