Первый шарик файербола ударился о колонну, отскочил и потерялся из виду. Взрыв почему-то задерживался, но стоило ли об этом сожалеть? Зато второй подкатился к самому моему лицу. В последнее мгновение жизни я очень ясно рассмотрел гремлинскую маркировку на его боку, увидел, как отскочило круглое донце… и как из образовавшейся щели начал вырываться густой дым.

Судя по всему, гибель в аду разрыва откладывалась. Я схватил обжигающий, все обильнее коптящий шарик и метнул его за спину. Тем временем первый файербол успел задымить половину холла.

Пригибаясь и стараясь не дышать, мы скрылись в непроницаемой для взгляда завесе.

Глаза и глотку разъедала жуткая резь. Идти было некуда, преследователи наверняка перекрыли все пути. Кроме разве что одного, еще недавно бывшего стеклянной стеной. Я сгреб Зака за шкирку и поволок к панно. Перерубить ножом-пилой олово витражных переплетов было плевым делом. Я направил в дыру орка, следом нырнул сам.

Это оказался банкетный зал. Он пока был задымлен сравнительно слабо. Лавируя между массивными столами и сдерживая кашель, мы устремились к ближайшему окну. Зак добрался до него первым, сунул за портьеру голову и застыл.

– Ну, что там? – шепнул я.

– I guess we’re fucked now.

– Решетка?

– Хуже. Намного хуже…

– Наср, неужели трудно ответить конкретно?!

В бешенстве я отдернул полотнище. Окно перекрывал медный щит с узкими прорезями – очевидно, для ведения огня.

– Да-а-а… Солидно укрепились.

– А снаружи незаметно.

– Для того и существуют тонированные стекла, – сказал я и быстро двинулся вдоль стены, на всякий случай заглядывая за остальные портьеры. Разумеется, напрасно, бронированы были абсолютно все окна. – Надо искать другой выход. Парадный нас вряд ли устроит. Но если здесь отмечают торжества, то должен быть ход на кухню. Скорей всего, вон там, за углом. Через нее и выберемся. Нам ведь не привыкать.

– Думаешь, в кухне еще нет засады? Наверняка повар с тесаком затаился.

– Или безоружная девка-официантка.

– Да? Идем скорее, хватит трепаться! – нетерпеливо воскликнул орк.

* * *

Стрельба и вой сирены внутри дворца едва не спровоцировали Люсьена на силовой прорыв укреплений. Огонь с высокой вероятностью мог вестись по диверсантам. Так ли это, Люсьен не знал. Его чувства, хоть и обновленные действием ремкомплекта, плохо улавливали происходящее за стенами.

Гомункулус уже вынул из захватов на бедре жезл и двинулся к валу из мешков с песком, когда его остановил приказ, значительно более сильный, чем команда защиты соратников. Приказ исходил из груди Люсьена, однако источник его был внешним. Это впервые продемонстрировала самостоятельность бутыль. Производимые артефактом сигналы не были звуковыми. Они попросту возникали в мозгу гомункулуса, сразу обретая важность директивы номер один. И требовали следующего: любой ценой уберечь «бутыль» (она же «эмбрион») от возможного повреждения, а тем более гибели. Атака хорошо укрепленных позиций грозила обернуться нарушением этой директивы.

Люсьен подчинился. Он повернулся к дворцу верховного правителя спиной, спрятал жезл и двинулся дальше. Либо он встретит диверсантов и получит от них конкретные указания, учитывающие изменившиеся обстоятельства. Либо не встретит и тогда найдет безопасное место, где попробует допытаться у «эмбриона», как надлежит поступать в дальнейшем.

Дверь, за которой нам должны были открыться пищевые кулуары дворца, оказалась запертой. Но разве могла такая преграда сдержать могучих молодцев, по пятам которых мчится безжалостная погоня? После двух орочьих ударов ногой замок вылетел вместе с изрядным обломком косяка.

Напоследок я обернулся: не лезут ли сквозь дыру в панно преследователи? Нет, никто не лез, лишь сочились струи серого дыма, похожие на жирных многоголовых гадин. Сирена взвыла последний раз и заглохла.

Я бережно прикрыл дверь, пристроил на место выбитую щепку и отправился вслед за орком.

Тот двигался крадучись, прижимаясь к стене, будто вор в темном переулке. Конечно, сходство было карикатурным. Вор одевается как можно незаметнее, а Зак зачем-то вновь нахлобучил на голову голубой шлем. На мой взгляд, чертов котелок был одной из самых подозрительных деталей в нашей амуниции. Подозрительней даже, чем женские шорты. А главное, деталью заметной, запоминающейся. Теперь, когда наша тайная миссия с треском провалилась, от демаскирующей штуковины следовало избавиться как можно скорее.

– Зак! – позвал я вполголоса.

– Чего? – Орк вздрогнул и остановился.

– Ты бы выбросил эту каску. По ней нас живо опознают. Она же словно маяк внимание привлекает.

– Не о том беспокоишься, мужик. Нас и без нее опознают в два счета. Да и не хочется мне ее бросать. Какая-никакая защита для головы.

– От файербола вряд ли спасет.

– Эй, хватит! Ты, как командир, должен меня подбадривать, а не пугать.

– Ага! Значит, теперь я снова главный! Ладно, Наср с тобой. Нравится, так носи. Только пусти меня вперед. А ты иди следом, шагах примерно в десяти. Если наткнусь на засаду один, может, и сумею отбрехаться.

– А если не сумеешь?

Я с укоризной посмотрел на товарища и ничего не ответил.

Коридорчик, по которому мы крались, плавно загибался влево. В нем не попадалось никаких дверей, ниш и прочих архитектурных элементов. Не было ни ковровой дорожки, ни даже освещения. Зато ощущался легкий уклон пола от банкетного зала вниз. Очевидно, кухня располагалась ниже уровня первого этажа. Отсутствие ковра было на руку официантам, катавшим здесь тележки с провизией, но нас не устраивало. Даже самое осторожное наше перемещение выдавал звук шагов и поскрипывание обуви. Поэтому шли так: несколько шагов – остановка – прислушаться. И снова: несколько шагов – остановка – прислушаться…

Через некоторое время Зак окликнул меня и показал жестами, что предлагает дальше двигаться ползком. Я отмахнулся. Что за глупая затея? Скорость сразу же упадет, а грохот ножа по полу ничуть не тише стука каблуков. Но мысль, ободренная тупостью напарника, заработала и выдала решение. Я присел, снял ботинки, связал шнурками и перебросил через шею. Зак заулыбался и проделал то же самое. Дальше шли тихо, как настоящие разведчики.

Наконец мы достигли хорошо освещенной комнатушки. Там имелась широкая дверца грузового лифта (рядом лебедка с рукояткой) и еще одна дверь – белая, но испачканная какими-то жирными потеками и чуть ли не сажей.

Не доходя до помещения с лифтом, я замер, прислушиваясь и принюхиваясь. Пахло нормальной едой и чуть-чуть – пищевыми отбросами. Где-то звякала посуда, шипел пар, шкворчал жир и шумела текущая вода. Звуки были глухими, словно просачивались откуда-то со стороны или сквозь неплотно прикрытые двери. В самом же помещении, кажется, не было никого.