Остальные, видимо, вот-вот пойдут на штурм.

Сколько их?

Вход сюда один – дверь. Через окна не залезть – слишком высоко. Хотя, кто знает. Если нападающие хорошо подготовлены, вломиться в эти окна для них – пустяк.

– У меня тихо, – вновь подал голос Буйвол.

– Видимо, по стрелку на южной и восточной стороне, под окнами, – скороговоркой выпалил Малыш.

– Дверь я держу.

– В окна забраться трудно.

– Тогда давай сюда.

Ведьма подняла голову. Малыш посмотрел на сгорбленную старуху и содрогнулся – он увидел, что глаза у нее сделались желтые. Птичьи. И нос – словно клюв.

– Извини, мать. – Он проскользнул мимо ведьмы, когда та выпустила из рук мятое крыло филина и стала тяжело подниматься, словно вырастая из пола.

В комнате и спрятаться-то было негде. Разве только за сундуками. Но они слишком низкие, голова и плечи будут торчать. А от арбалетной стрелы не уклониться, и руками ее не поймать.

Значит надо быть быстрее врагов.

Буйвол махнул рукой, привлекая внимание товарища, показал рукой на дверь, приложил палец к губам. Вытянувшись в струнку возле косяка, он взял меч обоими руками. Малыш кивнул, натягивая лук.

За дверью крались враги.

– Сколько их? – беззвучно спросил Малыш, обозначил слова выразительной мимикой. Буйвол чуть пожал плечами и отвернулся.

Вот опять – половица тихо скрипнула. И сразу – тишина. Замерли они там, затаили дыхание. Пробуют ногами пол, отыскивая место, куда ступить.

Уже совсем рядом. Прямо здесь – за бревенчатой стеной.

Можно представить, как они сейчас тянутся осторожно к дверной скобе, держа перед собой взведенные арбалеты.

Сколько их?

Буйвол вжался в стену.

Наверняка, они догадываются, что он стоит именно здесь, поджидает их возле двери. Рванут скобу, нырнут в проем, перекатятся, повернутся, выстрелят.

Арбалетную стрелу мечом не отобьешь. Значит нужно опередить врага.

Вот сейчас…

Дрогнула дверь.

Сейчас!

И вдруг, в тот самый миг, когда дверь распахнулась, воздух в комнате загудел от взмахов тысяч крыл. Заметались, забились тени, сея пух и перья, захохотали, заухали, завизжали. Лопнули стекла, вылетели оконные рамы. Туча невесть откуда взявшихся птиц закружилась живой вьюгой.

Ввалившиеся в комнату люди разом потерялись. Один схватился за лицо, упал на колени, выронив арбалет, закричал – совиные когти располосовали ему щеку, клюв выбил глаз. Другой бросился бежать, в дверь не попал, с маху ударился о косяк, опрокинулся, пополз куда-то на четвереньках.

Малыш ничего не видел, он укрылся за сундуками, забился в угол.

И Буйвол растерялся, прикрыл глаза рукой, заслонил лицо плечом, опустил меч.

Одна только ведьма видела всё своими желтыми глазами. Она шла прямо к двери и руками гнала обезумевших птиц на врагов, изливая ярость и боль, выплескивая злобу и страх.

А потом в грудь ей что-то ударило, так сильно, что она задохнулась. Ее отбросило назад, швырнуло на стену.

Кто-то из людей, оставшихся за дверью, вслепую разрядил арбалет. Выстрелил в птичью метель. И не промахнулся.

Потому что так было нужно богам.

Ведьма захрипела, ухватилась за торчащую из груди железяку, потянула. Она еще была сильна. У нее оставалась ярость. У нее была чужая боль.

Но своя боль пересиливала.

Своя кровь клокотала в горле…

Мертвые птицы падали на пол. Живые вырывались на улицу – словно струи густого дыма валили из окон.

Ведьма, сцепив зубы, ползла к своему убежищу, чтобы напитаться там силой тьмы. Чтобы залечить страшную рану, если это возможно.

Если это угодно богам…

Кружился пух. Бились о поток птицы. Падали со стуком, словно яблоки сыпались. Воробьи и синицы. Вороны и галки. Совы и ястребы…

Когда крылья перестали хлестать спину, а когти рвать одежду, Малыш выглянул из-за сундуков. Одновременно и Буйвол открыл лицо.

Кроме них и птиц в доме никого не было.

– Это всё ведьма, – с ненавистью сказал Теолот. Он смотрел на черные дыры окон, из которых еще вырывались птицы, и боролся с искушением пустить в дом стрелу. – Ведьма!

Ромистан стонал, пряча в ладонях изуродованное лицо.

– Теперь у тебя будет настоящее мужское прозвище, – холодно ухмыльнувшись, сказал парню Толстый Миатас. – С этого дня тебя будут звать Одноглазым.

– Он не слышит тебя, – сказал Крост Медвежатник. – Сейчас он видит только свое уродство.

– Но почему птицы? Почему? – недоумевал Виртис Безродный, приложив лезвие ножа к сизой шишке на лбу. – Почему не звери: волки, медведи, росомахи?

– Ты словно жалеешь об этом, – хмыкнул Крост.

– Просто пытаюсь понять.

– Видимо, потому, что ты подстрелил её филина, – предположил Миатас. – Наверняка поэтому.

– Счастье, что у нее не оказалось сторожевого волка, – усмехнулся Миатас.

Охотники отступили, но не думали отступаться. Оставив немого Туаеса с тремя взведенными арбалетами сторожить южные окна, они собрались, чтобы обсудить, что делать дальше. Они были немного растеряны, обескуражены, встретив отпор. Они были готовы к схватке. Но не к такой.

– А что если в следующий раз это будут звери? – Виртис ощупывал ушибленный лоб. – Или что-то еще более страшное…

Они не знали, не догадывались, что ведьма сейчас во тьме истекает кровью.

– Следующего раза не будет, – жестко сказал Теолот, и все посмотрели на него.

– Мы отходим? – недоверчиво спросил Виртис.

Теолот презрительно глянул на него:

– Нет… Конечно же нет!

– И что же ты предлагаешь? – спросил Крост.

– Огонь. Мы пустим на них огонь.

Еще бились под потолком несколько ослепших пичуг, кричали, словно стонали.

– Может, она улетела? – предположил Малыш, издалека осторожно заглядывая в окно.

– Она не может летать, – сказал Буйвол, прикрывая дверь.

– И куда же она делась?

– Не знаю.

Ударила под потолок арбалетная стрела, выбила острую щепку, отскочила рикошетом, потерялась среди мертвых птиц на полу.

– Сторожат, – сказал Малыш. – Не уходят.

– Сколько их, не разобрал?

– Четверо, не меньше. Двое стерегли окна, еще как минимум двое ворвались в дом. Это я успел увидеть.

– Нет, их больше. Двое вломились в комнату, но за ними был еще кто-то.