Яков Асса. Сефард.

То, что не видит глаз неверного. Айше нацепляет свой цептеп и кликает по архиву изображений. Здесь весь Стамбул, оцифрованный, вечный, в любом виде. Усыпальница Роксоланы построена Синаном в 1558 году в составе комплекса мечети Сюлеймание. Сердце глухо колотится, пока Айше быстро пролистывает изображения залов, облицованных плиткой. Дерево жизни расцветает над нишами, украшенными цветочными узорами. Над каждой дверью плитка из Изника с каллиграфической надписью золотом по синему. Это единственные надписи здесь. Айше наводит фокус на одно из слов, кликает снова и снова, увеличивая размер. Внутри еще есть буквы. Она не может дышать. Каждая из буквы сплетена из других миниатюрных букв. Разрешения достаточно, чтобы увидеть их отдельно друг от друга, не более, но Айше не сомневается, что каждая из букв содержит целый отрывок, написанный микрографией. Фрактальная геометрия. Большое складывается из малого.

— Микрография, — выдыхает Айше. Первое слово за сколько часов? Она и сама не знает. Солнце низко, оно бьет прицельно прямо по этой комнатке на чердаке. — Седьмая буква, «Фа», здесь. Она всегда здесь была, просто слишком мала, чтобы вы заметили.

Это привилегия, понимает Айше, доступная немногим, — увидеть, как кто-то переживает духовное откровение. Когда она объясняет историю и технику микрографии, которую евреи-сефарды привезли с собой в либеральное общество Константинополя, после того как по Альгамбрскому декрету 1492 года были изгнаны из Испании. Барчин Яйла движется от молчания через удивление к потрясению, какое испытала и Айше, когда увидела ответ как на ладони, написанный миниатюрными буквами на могиле Роксоланы. Теперь она понимает, что чувствовал Аднан, когда его осенила идея с Бирюзовой площадкой, но Яйла видит еще кое-что недоступное ни ей, ни Аднану. Он видит Вселенную, скрытую от всех остальных, будь то правоверные или неверные. Перед ним личное открытие. Кульминация собственной жизни. Доказательство его веры. Если Всевышний присутствует в каждом атоме Вселенной, то имя его должно быть написано в каждом камне, в каждой клетке тела, каждой молекуле, каждой элементарной частице. Вся реальность соткана из Семи букв.

— Аллах Всемогущий, — шепчет он. — Аллах Всемогущий.

— Элементы микрографии сефардов проникли в каллиграммы бекташей. Сефарды уже обосновались в Стамбуле ко временам Синана, так что он был знаком с идеей микрографии через влияние бекташей на янычар. Мы знаем, что он заказал у Якова Ассы роспись с элементами микрографии на плитку в могилу Роксоланы. Малое в великом. Большое складывается из малого. Имя Всевышнего можно понять, только если осознать, что оно прописывается в центре всего сущего, каждый день. Мы не ищем что-то в масштабе городов. Мы ищем что-то маленькое, простое, то, на что мы смотрим ежедневно, но что легко пропустить.

— В Стамбуле? Поиски займут всю жизнь.

— Но он хочет, чтобы это нашли. Секретное имя Всевышнего всегда могли найти дервиши, которые понимали. Тарикат Божественного слова спрятал Медового кадавра там, где его сможет отыскать только будущий хуруфит. Если большие буквы формируются вокруг архитектуры, то, думаю, и малые тоже.

— Но в Стамбуле двадцать две мечети Синана, не говоря уже о хамамах, медресе,[104]ханах,[105]тюрбе,[106]— говорит Яйла, но его пальцы снова находят стеклянную трубочку с кислотой и играют с ней.

— Ну это не будет первым его творением и не будет последним, поскольку никто не знает, какая работа станет последней.

— На все воля Аллаха, — добавляет Яйла.

— Предлагаю начать с той зацепки, которую мы имеем — микрография в Хасеки Хюррем Тюрбе.

— Внутри усыпальница Роксоланы покрыта тремя тысячами плиток, только одна может содержать финальную «фа».

Решимость Барчина слабеет. Айше часто видела подобное у охотников за сокровищами и одержимых какой-то идеей антикваров, с которыми встречалась в маленьком мирке торговли предметами искусства. Чем ближе они подбирались к объекту своего желания, тем меньше хотели заполучить его. Важен поиск. Процесс. Конечная загадка может оказаться скучной. История заканчивается. После того как Барчин Яйла прочтет секретное имя Всевышнего, наступит следующий день, когда ему нужно будет спать, есть и испражняться, как в любой другой день. Поиски могут подойти к концу прямо сегодня вечером, очень быстро и не по его собственной воле. Он потратил впустую пятнадцать с лишним лет, но так и не нашел последнюю букву, поскольку не может отойти от значения буквы, посмотреть на букву как на искусство. Для этого потребовалась проницательность другого человека. Женщины.

— Я так не думаю. Маленькие предметы легко потерять. Что, если та конкретная плитка треснет или вовсе отвалится? Она наверняка маленькая, но, по моему мнению, дублируется в нескольких местах.

Возьми его в оборот. Давай же. Не дай ему дрогнуть.

— Мы можем пойти сейчас. Прямо сию минуту. Усыпальница еще открыта. Пойдемте. Вы можете увидеть ее прямо сегодня вечером.

Нерешительность. Отвращение. Ужас. А потом бурная радость.

— Да! Да! — кричит Барчин Яйла. — Если она там, давайте ее найдем. Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

С этим криком янычары шли в бой. Яйла исчезает в спальне, чтобы взять рюкзак. Айше вздыхает. Интеллектуальная усталость вытягивает соки похуже физической, а ей еще надо преодолеть немалый путь, чтобы найти пристанище хаджи Ферхата. Все хорошо. Она знает, что все будет хорошо. Ощущение правильности пронизывает каждую клетку ее мозга. Главное как смотреть. Айше берет сигарету и собирается зажечь ее, но за этим занятием ее застает Яйла и орет:

— Не курите здесь, пожалуйста! Провоняете мне всю квартиру!

Лазеры пишут на глазных яблоках совершенно синхронно. Красивое зрелище. Лучи толщиной в микрон, видимые только тогда, когда пылинки летят, поблескивая в зазоре между устройством и глазным яблоком. Пыль. Мертвые клетки кожи. Восемьдесят процентов пыли у нас в домах — это омертвевшие чешуйки кожи или что-то типа того. При мысли о том, что мы — фонтаны грязи и выделений, Лейла приходит в ужас, у нее по коже бегут мурашки. Брр. Танцующий луч света рисует переплетающиеся спирали ДНК на сетчатках менеджеров из «Давай, нано!». То же самое изображение, внутрь которого она попала тогда на Нанобазаре. То же изображение, которое не впечатлило Мете Оймена из Европейского банка инвестиций в новые технологии. У него душа чиновника. А эти — бизнесмены. Они гонятся за крутыми новинками, за трендами.

Лейла пытается читать по лицам Махфи-бея, Айфер-ханым и Гюлназ-ханым, но они предусмотрительно сели спиной к окну с потрясающим видом через весь Бейоглу на Золотой Рог и вечный Босфор. Умышленные силуэты. Лейла пытается удержаться и не коситься на них, не закрывать глаза от солнца, поскольку ее взгляд при таком раскладе легко заметить.