Сетис встретил его взгляд, в нем не было безумия; над Оракулом стоял человек, исхудавший от горя, генерал, в котором осталась только лишь смертоносная гордость. Юноша молча отступил на шаг.

Аргелин достал фигурку из слоновой кости. Мирани, похолодев, молвила:

— Не надо…

— Ты ошиблась, госпожа. Мне прощения нет. — Он подошел совсем близко к ней, его глаза были темны и глубоки. — Но и я тоже не прощу.

И вдруг он поднял над головой небольшую статуэтку, завопил:

— Женщина Дождя! Смотри, что я делаю с твоим драгоценным изваянием!

Он с силой размахнулся и швырнул ее высоко вверх. Она взлетела над скалистым обрывом, описала широкую дугу, белой искоркой медленно упала в океан. Тихий всплеск, брызги синей воды. Завидев рябь, к воде спикировала чайка, но, не найдя рыбы, разочарованно улетела. Наконец круги на воде затихли.

Мирани стиснула руку Сетиса. Затаив дыхание, они ждали, что вот-вот на них обрушится гнев богини, разразится чудовищное землетрясение, громадная волна цунами накроет Остров и смоет его в бездну океана.

И оно разразилось.

Раздался громкий рокот, всколыхнулось морское дно. Небо раскололи молнии, на поверхности океана вздулись пузыри. Вздыбились волны, крутые и белые, с грозным ревом пошатнулась земля. Глубинная дрожь опрокинула людей; с крыши Храма посыпалась черепица.

Мирани, с трудом поднявшись на колени, откинула волосы с лица и удивленно поглядела в море.

Океан распался надвое. Из его глубин к небу медленно поднимался указательный палец. Потом над поверхностью возделась гигантская рука, увешанная водорослями. С грохотом, подобным грому в разгар бури, с морского дна поднялась исполинская статуя. Она простерла беломраморные руки, лицо ее было спокойно и непроницаемо, рельефные глаза смотрели сурово. Со складок ее платья стекала вода, вслед за ней с океанского дна тянулись крабы и морские анемоны, в мраморных кудрях запутались и бились целые косяки рыбы. В ревущих волнах прыгали дельфины, кричали чайки; люди на берегу падали ниц, цепляясь за землю, уходящую из-под ног.

Исполинская статуя высилась над гаванью, простирая руки навстречу восходящему солнцу. Она стояла по колено в воде, а голова уходила в грозовые небеса. По плечам струилась пена. Громадные волны играли подолом ее туники, заливали берег, опрокидывали корабли, и люди в ужасе прыгали в воду с накренившихся бортов.

Мирани не могла отвести глаз от удивительного зрелища. Небеса и море кипели яростью богини. Громадные волны обрушились на верфь, смыли ее, наводнили низкие улицы. С треском рассыпались в прах недостроенные корабли. Девушка обернулась к Аргелину.

— Что ты наделал! — закричала она.

Ее слова потонули в грохоте грома. Ветер трепал волосы, развевал тунику. Аргелин, шатаясь, повернулся к Порту, увидел, как гнев Царицы Дождя выламывает камни из крепостных стен, рушит дома, и ворота, уничтожает катапульты.

Он холодно рассмеялся.

— Она требует жертвы, — сказал он так тихо, что Мирани его едва расслышала. Потом посмотрел на Алексоса, цепляющегося за остатки маяка. — Архон обязан, если надо, отдать жизнь за свой народ.

Девушку охватил ужас.

— Нет! — закричала она, схватив руку генерала. Шакал вытащил меч, но было поздно.

Аргелин уже крепко держал мальчика и они катились по земле, а сверху их уже захлестнула волна; но Алексос вырвался, схватил чашу, выставил ее перед собой, как щит. Аргелин с размаху налетел на чашу, ее острый край врезался ему в грудь. Скорпион упрямо карабкался вверх по мокрому металлу. Аргелин смотрел на Алексоса; они с двух сторон держали бронзовую чашу, как будто между ними находился целый мир.

— Следующая статуя в череде Архонов будет моей, — тихо произнес Аргелин.

В ответ ему зарокотал гром.

Генерал, словно бросая вызов всему миру, сунул руку в чашу.

Алексос задрожал всем телом, его глаза наполнились слезами.

— Напрасно ты так.

— Вот именно. — Скорпион выгнул хвост и вонзил жало в пальцы Аргелину. Тот даже не поморщился. — Я всегда поступаю по-своему, Архон. Я решил сойти с дороги. И пойду искать возмездия… Она и я… Гермия… Мы вместе пойдем мстить.

Он немного постоял, пошатываясь, потом рухнул наземь. Сетис и Шакал подскочили к нему, но тут генерал содрогнулся, по телу пробежала судорога, с губ слетел тихий вздох.

Они осторожно опустили его на мокрые камни. В вихре брызг скорпион метнулся к Оракулу, и Шакал проворно отскочил с его пути. Наступило тягостное молчание. Ветер стих, превратился в легкий бриз, шелестящий среди ветвей. Ретия опустилась на колени, попыталась нащупать пульс генерала. Ее пальцы коснулись сухой кожи у него на шее. Потом она выпрямилась, ничего не сказав.

О подножие утеса бились волны, высоко взметая фонтаны брызг. Но, осторожно выглянув за край обрыва, Мирани увидела, что воды постепенно оседают, разглаживаются и уходят. Сквозь серые грозовые тучи пробивался свет. Кружились и кричали чайки. Значит, потопа не будет.

Первым опомнился Шакал. Он подошел к краю платформы, закричал голосом сильным и чистым:

— Архон вернулся! Бог вернулся к своему народу!

Услышав его слова, толпы людей на дороге откликнулись громкими криками. Он обернулся, поманил мальчика.

— Скорее. Пойди сюда, покажись им.

Алексос робко вышел вперед. Крики стали громче, навстречу ему полетели цветы, зарокотали во внезапном ритме барабаны и трещотки. Он проглотил слезы и с улыбкой помахал в ответ.

Сетис прошептал Мирани на ухо:

— Они должны увидеть и Гласительницу тоже.

— У меня же нет маски. — Она, растерявшись, хотела прикрыть лицо, потому что оно пылало, к тому же ее душили рыдания.

Ей в руки сунули маску Гласительницы; девушка смотрела на нее, не зная, что делать, Ретия укоризненно покачала головой и надела ей маску.

— Вот так. Встань рядом с ним.

Сквозь прорези для глаз Мирани увидела возле себя высокую подругу. Хотела заговорить, но сказать было нечего. Ей казалось, она никогда уже не сможет произнести ни слова, как будто смерть человека, к которому она больше не испытывала ненависти, навеки сомкнула ей уста. Обернувшись, она увидела Орфета — он накрыл тело Аргелина плащом, аккуратно расправил складки.

Толпа увидела ее и опять разразилась приветственными криками.

— Всё это очень хорошо, — пробормотал Шакал. — Но когда народ поймет, что теперь здесь правит Император…

— Это еще надо обсудить. — Джамиль сверху вниз смотрел на толпу.

— Может, Бог не хочет ничего обсуждать. — Сетис стиснул локоть Мирани. — Правда?

Его ладонь была жаркая, напряженная. Она поняла, чего он хочет. Подняла руки, и толпа медленно, нехотя стихла. Заплакал чей-то ребенок, закричала чайка. Все смотрели на Мирани, ждали. И она тоже ждала, потому что бог ничего не говорил, а своих слов у нее не было.