Витослав отвлекся от созерцания чуда, перевел умоляющий взгляд на капитана, взволнованно теребя край своего просторного одеяния. Лишь бы Садко прислушался! Лишь бы понял, сколь важно спасти редкостную дивоптицу! Лишь бы рискнул!

* * *

Сняв суконную шапку, Садко провел рукой по густым кудрям. Позади с присвистом дышал Милослав. Молчал он так громко, что Садко едва не оглох от всех невысказанных предупреждений: о том, что «чужаки и впрямь в своем праве», что «надо их оставить да дальше идти», что «ради птицы какой-то кораблем и командой рисковать – не дело».

Чародей же дергался, переминаясь с ноги на ногу, будто по нужде хотел, и капитан решил его не мучить. Просто молча кивнул, мол, хорошо, охраним птицу. Садко привык доверять своему чутью, потому и решение далось ему легко.

Милослав за спиной грустно вздохнул, а возликовавший Витослав оборотился к иноземным купцам и принялся им начирикивать что-то. Плавно повел одной рукой, другой. Обернулся на Садко, скорчил страшную рожу – подыграй, мол. Капитан приосанился, наморщил лоб, сложил губы полосочкой, приняв вид суровый и сердитый. Только где-то глубоко внутри, в самой груди, как искорка малая, тлел и прорывался наружу смех. Больших трудов стоило его сдержать.

– Я сказал им, что зарок у тебя, – пояснил обаянник. – Защищать на море беззащитных и малых от больших да глупых. Назвал тебя хозяином морей. И что, если не уберутся они отсюда за три хлопка, то познают гнев твой.

Проговорив это, Витослав медленно и величественно поднял руки и хлопнул в ладоши над головой. Купец в ответ обнажил меч и угрожающе защебетал. Садко оскалился и – сам до конца не понял, то ли в шутку, то ли всерьез – зарычал в ответ:

– Дело говоришь, чародей, познают они гнев мой! Ишь, вислоусый бедак, мечом размахался! Видали мы таких! До водобоя дело дойдет, запоют по-иному!

– А там, глядишь, и помощь подоспеет… – поддакнул Витослав и, помолчав, пробормотал чуть слышно: – Всё же не пойму я…

– Чего?

– Что ж она молчит-то?

– Кто? Птица? – Садко снова поглядел вниз на алконоста. Та скорчилась, нахохлившись, и испуганно озиралась по сторонам. – Так орала же истошно, разве не слышал? Небось горло сорвала, вот и молчит.

– То она обычный голос подавала. Да ведь известно, что алконост волшебным воплем своим способна и покалечить, и убить любого, кто услышит. Именно в песне ее таятся самые сильные чары.

– Во дела, – протянул Милослав, стоявший рядом. – Выходит, вредоносная она… Так чего ж мы?..

Голосу разума договорить вновь не дали.

– Два! – выкрикнул Садко и самолично хлопнул в ладоши.

Тут будущие противники залопотали хором. Кто визгливо и яростно, а кто глухо и умиротворительно. А Садко с любопытством наблюдал как над чужим кораблем закружилась стая чаек. Сначала пяток, потом десяток, и они всё прибывали – кружились в высоте, будто вдруг побелевшие стервятники, внимательно наблюдая за происходящим внизу. Интересно, чужеземцы это видят? Или слишком заняты своими шумными беседами?

Вислоусый купец, растерявший всю степенность, снова обратился к Садко, размахивая руками.

– Поделиться предлагают, – перевел его речь Витослав.

– Птицей? – не понял капитан.

– Удачей, – будто нехотя, через губу растолковал Витослав. – Считается, что ежели добудешь гнездо алконоста, так станешь клады в земле видеть, в игре будет везти, а по утрам всегда с той ноги подниматься будешь.

– Удачей делиться? Дурость какая-то. А если всемером гнездо достанешь, то клады тебе раз в неделю только покорятся? – искренне недоумевал Садко. – И где выгода? Кто ж так торгуется? Нет, с такими дел вести не станем. Пусть хитро вы говорите, да только слова ваши, словно медузы скользкие и холодные… Так им и перетолкуй!

Витослав выкрикнул длинную фразу на чужом языке. В ответ раздались несомненные ругательства. Тут даже толмач не требовался, чтобы понять – нет, вовсе не хвалили Садко щебетуны-иноземцы. Но чародей все же выслушал внимательно и начал перечислять:

– Они говорят, что птицу первые приметили, а мы не в свое дело лезем. Торговаться им смысла никакого нет, ведь они сильнее, а значит, сами условия ставить будут. Людей у нас мало, победят нас легко. Ну и добавляют, что ты, Садко, никакой не хозяин морей, а трус, лишь языком чесать горазд… и еще они именуют тебя дохлым угрем, старым облезлым попугаем и шелудивым псом.

Команда «Сокола» недовольно забурчала, ратники и матросы подняли щиты, понимая, что Садко оскорбление так просто не спустит. Капитан же, понимая, что хитростью одолеть не вышло и дело идет к драке, оценивал противников. Людей у них побольше, борта повыше, обзор получше. Не будь у новеградца чудо-корабля, надо было бы бежать, несомненно. Но чудо-корабль был, а значит, оскорбления и в самом деле терпеть не след.

– Псом, значит, именуют, – пробормотал Садко. – Спасибо, что напомнили.

Покосился на диволюда Руфа, что по просьбе капитана продолжал скрываться от чужих глаз, прижавшись к борту, и еле заметно кивнул ему головой, указывая в сторону чужаков, мол, пора.

– Арррррваф-ваф-ваф! – взревел матрос, вскочил на ноги, пошире развел плечи и зарычал на купцов и матросов иноземных, потрясая топором.

Те прянули назад, заголосили, вскинули копья. Мало по морям ходит кораблей волшебных, да еще меньше тех, где на палубе, рядом с людьми, псоглавцы обретаются. Диволюды эти и сами мореходы толковые, в южных портах их корабли часто встретить можно, да что там – иные даже до Ольши добираются. Но чтоб псоглавцы с людьми заодно были – это и ошеломляло и пугало.

Не переставая рычать, Руф пару раз клацнул зубами и оскалился длинными белоснежными клыками. Голос его был грому подобен, и словно дрожь прокатилась по чужому кораблю. Казалось, не только люди, но и реечные паруса затрепетали, убоявшись ярости псоглавца.

Не дожидаясь, пока волна удивления схлынет, Садко обернулся к своей команде и, подняв руку, громко велел:

– Ну что, хитростью не вышло, значит, отстоим птицу силой! Коли всё пойдет, как надо, никого не убивать! Слыхали, братцы? Они, ишь, попугаем обзываются, ну так и мы их – попугаем! Бану, понял? Попугать только!

Бортовой матрос послушно кивнул, сжимая рукоятки орудия, направляя острый наконечник-раструб водобоя в нужную сторону. Садко же покрутил головой, отыскивая взглядом любимую длинную удочку, которую утром оставил где-то здесь. Хорошо, вот она, лежит всего в шаге. А птица что? Ага, отгребла от чужого корабля ближе к «Соколу», тоже дело. Значит, пора! Садко опустил руку, отдавая команду.

– Три! – Его крик и зачарованный возглас чародея ударили одновременно, слились словно в колокольный звон, и тот окреп, зазвенел, взлетел над кораблями и тяжело грохнулся на палубы, разбился дюжиной отголосков.

Даже дрожь по воде пошла в разные стороны, будто не слово сказали, а камень за борт выбросили, потревожив морские глубины. Чужеземцы с вражеского корабля сначала отпрянули, но быстро взяли себя в руки. Воины метнулись вперед, оттирая от борта неодоспешенных купцов и матросов. Гребцы слаженно налегли на длинные весла, и пузатый корабль начал движение, намереваясь сблизиться с «Соколом». Враги попались не робкого десятка.