– Какую же невинную овечку ты из себя строишь, подонок! – Она вскочила и устремила на своего пленителя взгляд полный гнева. – Ведь ты не договорил самого главного. Поведай же господам, как два дня назад предложил мне продолжить это дело, чтобы моя дочь воровала для тебя и другие ценности, на которые ты не имел никакого права. Нужно оплатить твои хлопоты и переживания, как ты тогда заявил. И это продолжалось бы до бесконечности, я уверена.

– Это правда? – спросил Габриэль.

– Конечно, нет.

Ярнелл, казалось, был преисполнен священного гнева.

– Неужели вы думаете, что он признается? Он уже мечтал о нитке дорогого жемчуга и примеривался, как будет ее разъединять и продавать по частям.

– Мне ничего не известно о каком-то там жемчуге, – прорычал Ярнелл.

Габриэль, казалось, готов был выбить из него признание силой, но вместо этого он прошел к двери.

– Джентльмены, нужно кое-что обсудить.

Все трое вышли из комнаты.

– Мама, – прошептала Аманда, – одно послание было написано не твоей рукой. Ярнелл писал его сам?

Мать кивнула. Аманда встала и вышла из комнаты.

Три герцога беседовали вполголоса на лестнице, но замолчали, увидев Аманду. Она зашла к себе в номер и вывалила все содержимое своего чемодана, где быстро разыскала связку писем и вытащила ту депешу, которая была написано не ее матерью.

Аманда вернулась в номер Габриэля, и передавая бумагу, проговорила:

– Ярнелл давал мне указание по поводу передачи пряжки.

Страттон вгляделся в строчки.

– Очень хорошо, что она его сохранила. Это все-таки улика, которая прямо указывает на Ярнелла. В противном случае многие могли бы подумать, что вся афера была задумана матерью, а возможно, даже матерью и дочерью совместно.

– К сожалению, я сомневаюсь, что этот почерк может убедить судью. По крайней мере, не до такой степени, чтобы заставить предпочесть слово воровки слову джентльмена, – заметил Брентворт.

Габриэль сунул письмо в карман сюртука.

– Она дала его нам не с целью уверить судью, а в надежде убедить нас.

Лэнгфорд внимательно наблюдал за выражением лица Аманды, когда Ярнелл отрицал свою роль в этом деле. Девушка видела, насколько умно он организовал свою защиту, с тем чтобы ее мать и она сама считались единственными виновницами всего произошедшего.

– Значит, мы согласны, джентльмены, в том, что если мы под присягой признаем истинными факты по данному делу, то это приведет к реабилитации Ярнелла, – сказал Габриэль.

– Эти вещи были похищены у него, – задумчиво произнес Страттон. – Что, конечно, не извиняет воровства с целью их возвращения и того, что он с помощью своего кузена сделал с миссис Уэверли, но все обвинения против Ярнелла – похищение, принуждение с вовлечением ее дочери – строятся исключительно на словах самой миссис Уэверли.

Они все знали цену этому.

– Я настаиваю на том, что мы должны вернуть похищенные предметы их владельцам. Если Ярнелл был ограблен, он должен доказать это законными способами, – заявил Брентворт. – Мы со Страттоном сегодня поедем в его особняк и потребуем артефакты.

– Но он может вам их не отдать, – возразил Габриэль. – Вы же видите, какой он отчаянный наглец.

– Он отдаст. Не сомневайся, – ответил Страттон.

– В таком случае отвезите застежку и брошь обратно в Лондон, – сказал Габриэль. – Как только я вернусь в город, мы решим, как организовать их возвращение законным владельцам.

– Полагаю, ты не станешь стучать в дверь Найтли и передавать ему застежку, – заметил Страттон. – Мы с Брентвортом займемся этим. Нужно все организовать без лишнего шума.

– Существует много способов, – сказал Брентворт. – Если хочешь, мы также позаботимся о миссис Уэверли. Сделаем остановку в Саутгемптоне и посадим ее на корабль. Предпочтительно на тот, который направляется в какую-нибудь недружественную нам страну.

– Вы бы оказали мне большую услугу, если бы занялись этим, – ответил Габриэль. – Я думал поручить проводы почтенной мамаши своему лакею Винсенту, но, думаю, наивному парню нельзя доверить такую старую лису. И прежде чем вы уйдете от Ярнелла, дайте ему понять, что мы будем наблюдать за ним и за событиями в Девоншире. У него появился вкус к легким деньгам. И он может попытаться найти какой-нибудь другой способ незаконного заработка, а хитрости для этого у него хватает.

– Сейчас мы заберем его и кузена, а затем вернемся за миссис Уэверли, – сказал Брентворт. – Что касается дочери, то мы препоручаем ее тебе, Лэнгфорд. Это был явный случай принуждения к преступлению, и даже наше устаревшее уголовное право признает его как смягчающее вину обстоятельство, как тебе хорошо известно. К несчастью, совсем другой вопрос, поверит ли ей суд, если дело когда-нибудь до него дойдет. И только тебе решать, стоит ли герцогу и пэру уклоняться от законной процедуры.

– Вы тоже герцоги, – заметил Габриэль.

– Я никогда не поставлю под сомнение твою честь, Лэнгфорд. Ты это прекрасно знаешь. Что касается Страттона, то на его совести двое убитых. Дилемма, с которой столкнулся ты, ничто по сравнению с тем, что отягощает его совесть.

Брентворт открыл дверь комнаты и вышел. Страттон положил руку на плечо Габриэля и взглянул ему в глаза и произнес:

– Эту женщину ты знаешь так же, как нас, а скорее всего даже лучше. Не становись же ослом, следуя формальному кодексу чести.

Аманда прошла через сад к аббатству Линингстон. Габриэль привез ее обратно после того, как она попрощалась с матерью в Колтоне.

Расставание вызвало у нее бурю ностальгических чувств. Возможно, им не суждено никогда увидеться. Больше не будет время от времени приходящих писем на имя миссис Бутлкамп, которые ожидали ее в типографии. И ее самой не будет в Лондоне, даже если мать решит написать ей из того места, где обоснуется.

Миссис Уэверли же почувствовала невероятное облегчение, узнав, что ей предлагают изгнание. А то, что два герцога будут сопровождать ее на корабль, сделало эту перспективу еще более привлекательной. Аманда представила, как родительница обедает с Брентвортом и Страттоном, развлекая их рассказами из воровского прошлого. Она заставила мать дать обещание не пытаться соблазнить кого-то из них, но не исключено, что ее клятва стала очередной ложью. Аманда рассчитывала на то, что мать, как любая аферистка, сможет оценить ситуацию и понять, что Страттон никогда не поддастся на ее условия, а связь с Брентвортом слишком опасна.

Аманда возвращалась вчера в этот дом в полном одиночестве. Габриэля не было с нею в экипаже: он ехал впереди на лошади, размышлял над чем-то.

Возможно, над проблемой их расставания. Она никак не могла избавиться от назойливой мысли: то, что он услышал во время допроса Ярнелла, могло подорвать веру герцога в нее. Объяснения, которые давал Ярнелл, казались довольно убедительными.