Пророк Гелен велел Энею, достигнув италийского берега, получить дальнейшие напутствия у кумской[266] сивиллы, мудрой предсказательницы будущего. Отыскав ее пещеру, Эней попросил пророчицу указать ему путь в подземное царство и помочь увидеться со своим покойным отцом Анхисом, скончавшимся накануне роковой бури[267]. Сивилла сразу предупредила Энея о том, насколько рискованное дело он затеял:

Но если Эней настроен решительно, она согласна отправиться с ним. Только сперва ему нужно найти в дремучей чаще золотую ветвь, отломить ее и взять с собой — без нее владыки царства мертвых не позволят ему проникнуть в преисподнюю. Эней и его бессменный спутник Ахат тотчас пустились на поиски. Почти без всякой надежды углубились они в густые дебри, в которых, казалось, напрасно было даже пытаться что-то найти. И тут перед ними мелькнули две голубки, священные птицы Венеры. Следуя за белоснежными провожатыми, герои выбрались к озеру Аверн, темному и смрадному. Возле него, по словам сивиллы, находилась пещера, откуда начинался путь в подземное царство. Голубки тем временем взлетели на дерево, в кроне которого что-то поблескивало. Это была та самая золотая ветвь. Обрадованный Эней без труда отломил ее и принес сивилле. Тогда вещунья повела его в обитель мертвых.

Никто из героев, проделавших этот путь до Энея, ничего запредельно жуткого там не обнаружил. Да, Улисса толпа наседающих призраков в конце концов заставила содрогнуться, но ни Тесею, ни Геркулесу, ни Орфею, ни Поллуксу, надо полагать, никаких особенных препятствий и ужасов не встретилось. Даже робкая Психея, посланная Венерой к Прозерпине за ларцом с красотой, сумела пройти этой дорогой в одиночку и ничего страшнее трехглавого Цербера, которого с легкостью удалось задобрить куском лепешки, не увидела. Для троянского же героя спуск в преисподнюю оказался сплошной чередой кошмаров. Перед этим сивилла сочла необходимым совершить обряд, от которого кровь в жилах не заледенела бы только у самого отчаянного храбреца. Глухой полночью перед разверстым зевом темной пещеры на берегу мрачного зловонного озера Аверн кумская провидица велела спутникам Энея зарезать четырех угольно-черных тельцов, чтобы принести жертву Гекате, чудовищной богине ночи. Когда жертвенные туши были возложены на пылающий алтарь, земля под ногами загудела и затряслась, а из кромешной тьмы донесся собачий вой. «Вот теперь-то нужна и отвага, и твердое сердце!» — крикнула сивилла и ринулась в пещеру. Бесстрашный герой без колебаний устремился следом. Вскоре перед Энеем и сивиллой простерлась дорога, окутанная сумраком, в котором тем не менее угадывались подступавшие с обеих сторон отвратительные силуэты разных бед и горестей, несущих людям страдание. Здесь, в преддверии преисподней, обитали «Скорбь… и с ней грызущие сердце Заботы, / Бледные… Болезни… и унылая Старость, / Страх, Нищета, и Позор, и Голод, злобный советчик, / Муки и тягостный Труд — ужасные видом обличья; / Война, приносящая гибель… / …и безумная Распря, — / Волосы-змеи у ней под кровавой вьются повязкой». Благополучно миновав это бесплотное скопище врагов человека, путники вышли на берег быстрой реки, через которую переправлялся в ладье какой-то дряхлый старец. И снова их взору открылось печальное зрелище. Бессчетные, «как листья в лесу, что в холод осенний падают наземь с дерев», к лодочнику тянули руки призрачные души, умоляя перевезти их на тот берег. Но угрюмый старик выбирал по своему разумению — одних он брал в ладью, других отталкивал. Недоумевающему Энею прорицательница объяснила, что они очутились у слияния двух великих подземных рек — Коцита, чье имя означает «река плача», и Ахерона. Перевозчика зовут Харон, а отвергнутые им — это души тех несчастных, чьи тела не были погребены как положено. Теперь эти души обречены неприкаянно, бесцельно скитаться сотню лет, не находя себе покоя.

Энею с его провожатой Харон тоже сперва отказывал в переправе и запрещал даже приближаться к нему, утверждая, что перевозит только мертвых, однако при виде золотой ветви смягчился и взял обоих живых в ладью. На другом берегу им преградил путь Цербер, но его они задобрили тем же способом, что и Психея. Сивилла заранее припасла для него лепешку, и хлопот он им не доставил. Затем они достигли того мрачного места, где непреклонный Минос, сын Европы, вершил суд над душами усопших, определяя их последнее пристанище. Поспешив убраться прочь от этого неумолимого блюстителя справедливости, Эней и сивилла оказались на Полях скорби, по которым бродили души самоубийц, покончивших с собой из-за несчастной любви и сердечных мук. Там, под прекрасной и печальной сенью миртовых[268] рощ, Эней заметил Дидону и не смог сдержать слез. «Я ли причиною был кончины твоей? Но клянусь я / / …не по воле своей покинул твой берег, царица!» — уверял Эней. Как ни взывал он к Дидоне, она не удостоила его взглядом и не проронила ни слова в ответ, холодная и безучастная, словно мраморная глыба. Эней же был потрясен до глубины души и долго еще лил слезы, глядя Дидоне вслед, пока она не скрылась из виду.

Эней с сивиллой продолжили путь и наконец остановились на распутье, где дорога разделялась надвое. Слева доносились жуткие звуки: вой, горестные стоны, удары бича и лязг цепей. Герой застыл в ужасе, но сивилла успокоила его, велела побороть страх и прикрепить золотую ветвь[269] к стене у расходящихся троп. По левую руку, поведала прорицательница, располагаются владения сурового Радаманта, еще одного сына Европы, который наказывает нечестивцев за их злодеяния. Правая же дорога ведет в Элизий, где и обитает нынче отец Энея. Когда они добрались до этого благословенного места, им открылась упоительная картина: мягкие зеленые луга, приветливые дубравы, благоуханный живительный эфир, разливающийся повсюду нежный пурпурный свет собственного солнца. Все здесь дышало умиротворением, покоем и блаженством. В Элизии пребывали избранные, возвысившие себя при жизни великими свершениями, подвигами, добрыми делами, — герои, поэты, служители богов, честные пророки, а также все, кто приходил на помощь другим и на земле «о себе по заслугам память оставил». Среди них Эней довольно скоро отыскал Анхиса. Тот возликовал, увидев сына. Они оба заплакали от счастья, подаренного им этой невероятной встречей, которая состоялась благодаря огромной любви, побудившей живого спуститься в царство мертвых.