Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов Турн с Энеем сошлись в поединке. К этому времени Эней, чей образ в первой половине поэмы был таким же человечным и полнокровным, как образы Гектора или Ахилла, трансформировался в некую символическую судьбоносную фигуру, в которой не осталось ничего жизнеподобного. Когда-то он заботливо выносил своего отца на закорках из горящей Трои и просил семенящего рядом сынишку не отставать. В Карфагене троянский скиталец хорошо понимал и чувствовал, что значит встретить сострадание, найти место, где «слезы в природе вещей». Даже гордо расхаживая в богатых одеждах по дворцу Дидоны, он тоже вел себя совершенно по-человечески. Теперь же, на италийском поле битвы, Эней превратился из земного эмоционального героя в монументального сверхчеловека, несокрушимого исполина, внушающего благоговейный ужас. Он, словно Афон, огромен «иль даже / Словно отец Апеннин, возносящий седую от снега / Голову в небо, где вихрь мохнатые падубы треплет». От него нет спасенья. Он «словно встарь Эгеон, про которого молвят, что сотня / Рук была у него, и полсотни уст, изрыгавших / Пламя, и тел пятьдесят, что от молний Отца заслонялся / Он полусотней щитов, пятьдесят мечей обнажая, — / Так победитель Эней по всей равнине носился». Исход его битвы с Турном предрешен заранее. Сражаться с Энеем для вождя рутулов равносильно попытке сразиться с землетрясением или молнией.
Поэма Вергилия завершается гибелью Турна. Энею, как читателю ясно дает понять автор, предстоит жениться на Лавинии и стать «зачинателем племени римлян», которому, по словам Вергилия, надлежит оставить такие области, как науки и искусство, на откуп другим и всегда помнить о своем высшем предназначении — научиться «народами править державно», «налагать условия мира, милость покорным являть и смирять войною надменных».
История Атрея и его потомков важна прежде всего потому, что на ее основе поэт V в. до н. э. Эсхил создал свою великую трилогию «Орестея», включающую трагедии «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды». В греческой драматургии соперничать с ними могут лишь четыре трагедии Софокла об Эдипе и его детях. Пиндар в начале V в. до н. э. подверг критике традиционную версию архаического мифа о пире, устроенном Танталом для богов, сочтя ее неправдоподобной. Наказание Тантала упоминается часто, но впервые оно описано в «Одиссее», поэтому данный эпизод я беру оттуда. Истории Амфиона и Ниобы взяты у Овидия, поскольку он единственный приводит их полностью. По той же причине за сюжетом о победе Пелопа в гонке на колесницах я обращаюсь к Аполлодору[274], писателю I или II в. н. э., у которого из всех дошедших до нас источников представлен самый подробный рассказ об этом событии. Преступления Атрея и Фиеста, равно как и их последствия, приводятся по «Орестее» Эсхила.
* * *
Царский дом Атрея — один из самых знаменитых в древнегреческой мифологии. К нему принадлежал Агамемнон, возглавивший поход греков на Трою. Его супруга Клитемнестра и трое детей — Ифигения, Орест и Электра — прославились не меньше, чем он сам. Брат Агамемнона Менелай был мужем Елены, из-за которой разгорелась Троянская война.
Могущественный этот род преследовали несчастья, и главной причиной всех бед считался его основатель — лидийский царь Тантал, сурово наказанный за свое чудовищное злодеяние. Однако понесенным возмездием дело не кончилось. Порожденное Танталом зло не погибло вместе с ним. Потомки царя тоже совершали страшные преступления и получали за них заслуженную кару. Над всем родом словно тяготело проклятье, заставлявшее мужчин против собственной воли творить зло, обрекая на страдания и гибель всех — и виновных, и невиновных.
Тантал был сыном Зевса. Боги чтили его больше всех остальных смертных сыновей Громовержца и приглашали на свои пиры, где угощали нектаром и амброзией, которую, кроме него, вкушали только небожители. Более того, они принимали ответные приглашения и снисходили до пиров у него во дворце. Тантал же отплатил за эту благосклонность злодеянием настолько немыслимым, что ни один поэт даже не пытался найти объяснение его поступку. Царь убил своего единственного сына Пелопа, сварил в большом котле и подал богам на пиршественный стол. Судя по всему, им овладела такая жгучая зависть и ненависть к богам, что в стремлении выставить их людоедами он не пожалел собственного сына. Возможно, он хотел самым отвратительным и скандальным способом показать, как легко провести грозных олимпийцев, перед которыми все преклоняются и благоговеют. В своей непомерной заносчивости и презрении к богам он даже представить себе не мог, что его гости догадаются, чем их потчуют.
Он просчитался. Олимпийцы знали все. Отвергнув угощение, они напустились на устроителя этого жуткого пира. Его нужно наказать так, решили они, чтобы впредь ни один человек, узнав о постигшей этого святотатца каре, даже думать не смел оскорбить богов. И они обрекли его на вечные муки в преисподней. Стоя по горло в воде, Тантал не мог утолить невыносимую жажду, потому что, едва он наклонял голову, вода тотчас уходила, а когда выпрямлялся, прибывала снова. Над ним низко висели ветви, усыпанные сочными плодами — грушами, гранатами, румяными яблоками, сладким инжиром, но, только Тантал протягивал руку, ветер поднимал ветви высоко вверх, не позволяя даже прикоснуться к ним. Танталу суждено было до скончания веков страдать от жгучей жажды и нестерпимого голода в окружении недосягаемого изобилия.
Сына Тантала, Пелопа, боги вернули к жизни, но плечо ему пришлось изготовить из слоновой кости. Какая-то из богинь, по одним преданиям Деметра, по другим — Фетида, задумавшись, отведала ненароком жуткое угощение Тантала, поэтому, когда Пелопа собирали по кускам, не хватило плеча. Судя по всему, этот страшный сюжет дошел до нас в своем первозданном, архаичном виде, ничуть не смягченным. У более поздних поколений греков он вызывал неприязнь. Пиндар называл его «сказанием, испещренным вымыслами, вводящим в обман».
Как бы то ни было, дальнейшая судьба Пелопа сложилась благополучно. Он, единственный из потомков Тантала, избежал ужасной судьбы. Пелоп был счастлив в браке, хотя посватался к опасной особе, царевне Гипподамии, погубившей немало претендентов на ее руку. По правде говоря, истинной виновницей их гибели была не она сама, а ее отец. У царя имелась пара чудесных коней, подаренных ему Аресом и, разумеется, обгонявших любых земных скакунов. Не желая выдавать дочь замуж[276], царь заставлял всех ее женихов состязаться с ним в гонке на колесницах. Наградой за победу была объявлена женитьба на Гипподамии, расплатой за поражение — смерть. Эти состязания стоили жизни многим отчаянным храбрецам. Тем не менее Пелоп отважился. Кони у него были надежные — подарок его покровителя Посейдона, и гонку смельчак выиграл. Однако есть и другая версия, в которой победа была заслугой не столько Посейдоновых коней, сколько Гипподамии. Царевна, либо влюбившись в Пелопа, либо решив положить конец кровопролитию, подкупила отцовского возничего Миртила. Тот вынул у царской колесницы чеки, удерживавшие колеса на оси, и Пелоп без труда обогнал соперника. Некоторое время спустя Миртил погиб от руки Пелопа[277], успев проклясть его перед смертью. Некоторые авторы именно в этом проклятии видели причину несчастий, одолевших царский род. Но большинство других утверждали со всем на то основанием, что своих потомков на бесконечные беды обрек нечестивец Тантал.