– Представьте оба, что эта картофелина начала быстро расти: она выросла больше этого помещения, больше Муоса, больше… Короче, она выросла такой большой, что толщина ее кожуры стала тысячи тысяч рельсов… Вы же оба в кузне работали, а значит, видели раскаленное железо. Так вот, представьте, что под кожурой этой огромной картофелины не то, что мы едим, а раскаленная масса, такая, как у кузнеца на наковальне, только жидкая и еще более горячая. А маленькая точечка в самой верхней части кожуры этой картофелины – это Муос. А вся картофелина – эта планета Земля, на которой может быть много таких Муосов. Но как ни тонка кажется эта кожура, она никогда не проломится под тяжестью Муоса – всего лишь незаметной червоточинки в ее толще…

Сморщенные лбы Сахи и Пахи свидетельствовали о тех неимоверных усилиях, которые они прилагали, чтобы понять то, во что они сходу верили. Они смешно попеременно кивали, изображая понимание, отчего их головы циклично двигались, как два клапана в насосе.

Вера никогда ни с кем не делилась своими знаниями, и это оказалось не менее интересно, чем их получать. Она заново переживала уже со своими случайными слушателями радость познания мира. Она по своей воле говорила без перестану час или больше, чего раньше с нею не случалось. Потому что, рассказав по земную кору и магму, нельзя было не рассказать про горы, землетрясения и вулканы. Сообщив про размеры Земли, нельзя было не упомянуть про материки, океаны, полярные льды и жаркие пустыни. И было много других вещей, без которых краткая лекция по естествознанию не была бы полной. Вера чувствовала, что ей неожиданно легко удается подобрать верные слова и нужные сравнения, чтобы вложить в привыкшие примитивно мыслить мозги своих случайных слушателей понятия о вещах далеких и необъятных. А головы-клапаны Сахи и Пахи все это время беспрерывно дергались, и они, кажется, за все время ни разу не моргнули.

Братья оказались не единственными слушателями Веры. Начало их разговора с Верой услышали сидевшие рядом республиканцы, одуревавшие от своих мрачных разговоров и мыслей. И им, конечно, хотелось узнать версию возможности скорого конца света от второго по значимости офицера в их засаде. Но постепенно они увлеклись тем, что рассказывала офицер спецназа, оказавшаяся неожиданно хорошим рассказчиком. Ее объяснения, не совсем понятные, но звучащие убедительно, действовали успокаивающе. И вот крестьянин-ополченец, который еще совсем недавно безмолвно раскачивался, терзаясь смутными предчувствиями, вдруг встрял в разговор, решив «блеснуть» толикой знаний:

– Точно! Мой дед летчиком был, так он рассказывал…

– Да замолчи ты… – раздраженно прервал его кто-то из армейцев, тоже внимательно слушавший Веру.

Вера боялась, что в Ментопитомник ведет еще один замаскированный ход, известный только диггерам. И что в какой-то момент как из-под земли появятся враги. И их всех до того, как они успеют стать в строй, прирежут, как свиней на ферме. В действительности все оказалось проще.

В дверь громко постучали. Дозорный-армеец, стоявший у двери, чуть не уронил оружие и испуганно спросил:

– Кто?

Приглушенный толщиной бронированной двери голос ответил:

– Антончик.

Дозорный еще раз переспросил:

– Кто?

А Вера уже кричала:

– К бою!

Армейцы и убры быстро выстроились в боевой порядок, попутно взводя арбалеты. Перепуганные ополченцы, бестолково толкая друг друга, стали занимать свои позиции. Вера так и думала: сколько ни тренируй крестьян, в момент угрозы они будут вести себя именно так. За дверью больше не было слышно ни звука. Вера и Командир обошли строй, они старались не обращать внимания на трясущиеся колени ополченцев и пот, проступивший на их лбах. Чтобы как-то их успокоить, Вера почти по-матерински, как малым несмышленым детям, объясняла, проводя последний инструктаж:

– Там – люди! Всего лишь голые люди. А людей можно убить. Просто прицелиться – и убить. Все очень просто: стрела из арбалета летит во врага, и он падает. А если враг упал, значит, он не причинит тебе зла. Потом мы соберем трупы мертвых врагов и пойдем домой. Все очень просто: только прицелиться, нажать спуск – и все будет хорошо.

С удивлением Командир заметил, что эти незатейливые слова действуют успокаивающе на ополченцев. Некоторые из них кивали в ответ словам Стрелки, показывая, что они понимают, о чем она говорит, и соглашаются с ее словами. Теперь они более осмысленно прижимали арбалеты к плечам, ловя в прицел дверь. Фойер готовил свои приспособления, кто-то из армейцев разжигал дополнительные факела, отчего в помещении стало светло, как никогда. Вера продолжала объяснять в том же ласковом тоне, обращаясь главным образом к ополченцам:

– Теперь я пойду и открою дверь. А вы, как услышите команду, – сразу стреляйте. Только без команды не надо – хорошо? А когда услышите команду «огонь» – сразу стреляйте. Хорошо?

Несколько голосов ответило: «да», «хорошо». Вера удовлетворенно кивнула и с нарочитым спокойствием пошла к двери. Ни одной из сторон не было выгодно открыть огонь сейчас, пока диггеры не войдут в помещение: раз диггеры стучат в дверь, значит, у них нет другой возможности попасть в Ментопитомник, а значит, и забрать детей. И все же ни в чем нельзя было быть уверенным: возможно, через секунду арбалетная стрела пробьет ей череп или диггерский секач вскроет живот. Но этого не произошло: с усилием отворив тяжелую дверь, Вера увидела стоящего у входа Антончика. За ним в предподвальном тамбуре стояли диггеры. Лицо Антончика ничего не выражало. Он как-то вяло констатировал:

– Стрела. Мы так и знали. Без тебя бы они это не начали.

– Они бы это не начали, если бы не начали вы.

– Ну конечно, все дело в том, кто начал, – с едва заметной усмешкой произнес Антончик. Его прищурившиеся от яркого света глаза казались неподвижными, но они внимательно рассматривали то, что происходит за Вериной спиной.

– Ты не была настоящим диггером, я это чувствовал. Если бы не Жак, я бы давно тебя отправил к следователю.

– Жак здесь?

– Нет, глупо было бы его вести сюда, где могла оказаться ты.

– Это почему же?

– Потому что он до сих пор тебя считает диггером. И как не странно, своим другом. Он наивно надеется, что тебя можно в чем-то убедить. Глупо, правда?

– Но ты ведь так не считаешь?

– Нет. Теперь уж точно нет.

– Ну и прекрасно. Что будем делать дальше?

– Дальше? Большую часть переговоров можно опустить: я уже понимаю, что никого из наших вы просто так не отпустите. Они – приманка, которую мы сознательно заглотили. Вам нужно перебить нас всех, нам нужно забрать детей. Без общего боя ни один из нас своей цели не достигнет. А бой не начнется, если мы все не войдем внутрь. Согласна?

– Я думаю, что в этом наши цели сходятся.

– Тогда командуй, чтобы твои люди отошли к середине и не открывали огонь без твоей команды. Кстати, ты здесь старшая?