Когда Николь наконец придумала, как ей быть, то достала свою старую вьетнамскую одежду и еле влезла в нее, совершенно вспотев. Потом взяла такси вместо велорикши, страдая на заднем сиденье от духоты. Краем одежды Николь смахнула пот со лба, потом опустила стекло и вдохнула запах летнего зноя вперемешку с пылью. В последнее время Сильвия странно себя вела, и Николь даже подумать не могла, что было у сестры на уме. А что, если Сильвия врала? Что, если она не собиралась ехать в квартиру отца?

Когда такси приблизилось к магазину шелка, Николь расплатилась и вышла, чтобы отпереть дверь. От приступа слабости девушка прильнула к дверному косяку. Выпить бы сейчас воды. Она ничего не ела, да и не хотела.

У Лан немедленно вышла на улицу – должно быть, смотрела в окно.

– Я слышала, что у тебя родился ребенок. Все в порядке? Я тебя несколько месяцев не видела… – Подруга замолчала и протянула руку. – Выглядишь ты ужасно.

Николь задрожала.

– Я хочу пить.

– Кофе. Давай сварю тебе.

– Мне необходимо добраться до Хайфона.

У Николь застучали зубы. Она слышала, как этот звук эхом отдается в голове.

– Ты никуда не поедешь в таком состоянии.

– Со мной все будет хорошо. – Глаза Николь увлажнились, но времени на слезы не было, и она смахнула их. – Я позволила ей забрать мою малышку. Но с Селестой не все в порядке, как и с моей сестрой. Мне нужно отправиться следом.

У Лан с сомнением посмотрела на Николь:

– Разве ты не слышала новости? Дьенбьенфу пал. Французы отступают. Там тысячи погибших и тысячи раненых. Выживших попытаются вернуть, так что на дорогах сейчас хаос. Проще добраться до Сайгона.

– Нет. Сильвия отправилась в Хайфон. Она договорилась о каюте на лайнере, который отправляется во Францию. Я скопила немного денег, но мне нужно больше, чтобы последовать за ней.

– Насколько я слышала, американцы эвакуируют французов и своих задаром. По крайней мере, в Сайгон. Но сперва тебе нужно отдохнуть.

Николь покачала головой:

– Я бы не просила тебя ни о чем, не будь я в отчаянии, но я не знаю другого способа добраться до Хайфона. Могу я взять мотоцикл твоего кузена?

У Лан улыбнулась:

– Там еще есть бензин. Если другого выхода нет, бери, конечно.

– Ты уверена? Возможно, ты никогда не получишь его обратно. Когда смогу, я пришлю тебе денег.

У Лан покачала головой:

– Это не важно.

– Прости, что не принесла Селесту повидаться с тобой. Боялась, что объявится Чан.

Николь закрыла глаза, и на секунду у нее голова пошла кругом. Нет, она ведь не заболеет опять?

– Да ты вся горишь. – У Лан дотронулась до ее подбородка и шеи. – Зайди в дом.

Николь прислонилась к У Лан, и та помогла ей войти.

– Что с твоей матерью? Она не будет против?

– Она умерла.

Николь шагнула назад и посмотрела на подругу:

– Мне очень жаль.

У Лан пожала плечами.

Теперь она отправилась к предкам. Но если Чан вернется, то станет искать тебя в магазине или здесь. Уезжай, как только сможешь.

Николь слегка нагнулась и уперлась ладонью в стену, чтобы найти равновесие. Голова отяжелела, все кругом поплыло, ноги стали ватными.

– Мне так жаль…

В последующие несколько часов жар усилился. У Лан сказала, что та же болезнь гуляет по округе, переносилась она тяжело, но длилась недолго. Все силы Николь утекали в пропасть, что разверзлась в душе. Мысли крутились возле ребенка, но следовало признать, что она не могла сейчас управлять мотоциклом.

Весь день ее знобило, а ночью рвало. Когда У Лан принесла ей таз и придержала волосы, Николь забеспокоилась, что Селесте сейчас тоже плохо. Сильвия не причинит вреда ребенку, но ее дочка такая маленькая и уязвимая. Знает ли сестра, что нужно делать? От мысли, что ребенок умрет вдали от матери, Николь безудержно затряслась. Шли часы, а дрожь не проходила.

– Принесу ей одеяло, – услышала она слова У Лан, которая обращалась к другому человеку в комнате. – Ее все еще знобит, температура очень высокая. Сделаешь ей теплое питье?

Николь услышала мужской голос, но не видела, кто это. Она оплакивала потерю дочки и не желала ничего чувствовать. Николь больше не могла терпеть эту муку. Она услышала приглушенный шум с улицы – там что-то творилось, но девушка слишком устала для вопросов.

К утру ее тело справилось с жаром, но слабость не проходила. Николь лежала с открытыми глазами, привыкая к тусклому освещению. Она уловила шуршание на пороге комнаты и напряглась. Сперва до нее долетел запах перца, и только потом она увидела мужчину. Николь пронзил страх.

Со стаканом воды к ней подошел Чан.

– Открою ставни, – сказал он и поставил стакан рядом с ней.

– Нет. Прошу. От света у меня болят глаза.

Николь не обманывала, но в то же время не хотела смотреть на Чана. Сердце забилось при мысли о том, что они заперты вдвоем в таком тесном помещении.

Когда Чан приблизился, Николь украдкой посмотрела на него. Война оставила на нем свой отпечаток, стерев прежде горделивый вид. Выглядел он удрученным или, скорее, разочарованным.

Николь с трудом села и взяла стакан.

– Как давно ты здесь?

– С прошлой ночи.

Она отпила воды.

– У Лан сказала тебе, что я пришла?

– Не хотела сперва.

Похоже, ее болезнь смутила Чана – он то и дело поправлял шарф и по большей части молчал. На секунду его взгляд коснулся лица Николь, но потом он отвернулся. Чан так и не решился прямо посмотреть на нее.

Николь допила воду.

– Где У Лан?

– Стоит за прилавком. Она попросила присмотреть за тобой.

– Значит, теперь ты мой ангел-хранитель?

– У меня осталась твоя вещь.

Он порылся в небольшой сумке и достал старинный кошель.

– Ах… – с улыбкой вздохнула она. – Ты нашел его в палатке!

– Спас его. – Чан улыбнулся. – Так что, похоже, я и впрямь твой ангел-хранитель.

– Спасибо, – сказала Николь, но не рискнула посмотреть, лежит ли по-прежнему внутри снимок Марка.

Чан впервые за все это время внимательно посмотрел на нее. Она увидела, что его взгляд изменился, возможно, даже смягчился.

– Я рискнул всем, чтобы помочь тебе с побегом.

– И я тебе благодарна.

Он покачал головой:

– Ты не понимаешь. В партии больше не жалуют métisse.

Николь заметила, что он постоянно ерзает на месте и прокашливается. Она надеялась, что скоро вернется У Лан.