– При новой власти я занимаю хороший пост, – наконец сказал Чан. – Ты не похожа на француженку. Когда ты поправишься, мы сможем пожениться.

Николь ахнула и с тревогой посмотрела на него. Она совсем такого не ожидала.

– Ты же сказал, что métisse среди вас не место.

Ее воспоминания об их прежней связи давно поблекли. Свет покинул глаза Чана, а в сердце будто иссякла всякая страсть. Перед ней стоял мужчина, чей революционный запал потух. Может, он стал тем, кем и был на самом деле: не мечтателем, а практичным человеком, который, как и многие другие, просто был слишком молод, чтобы разбираться в жизни.

– Ты ничего не знаешь, – сказала она. – У меня есть ребенок.

Чан свел брови вместе и сделал шаг назад.

– Моя сестра забрала ее.

– Так все же ты французская шлюха! – фыркнул он, и его взгляд наполнился отвращением.

Николь хотела ему все объяснить, но он не обратил внимания на протянутую к нему руку.

– Чан, прости, – покачала головой девушка, – но ты обязан меня отпустить.

– Я ничем не обязан. – Чан был расстроен и даже не пытался это скрыть. – Думаю, мне стоит сообщить властям, что ты здесь.

– Вьетминь пока не встал во главе страны. Насколько я знаю, власть еще у французов.

– Они висят на волоске. У тебя есть время передумать.

Его лицо смягчилось, на нем промелькнула тень прошлого – всего на секунду она увидела прежнего Чана.

– Мы могли бы счастливо жить в комнате над магазином, – сказал он.

Николь покачала головой:

– Ты меня не слушал. Я родила дочь. У меня нет желания становиться послушной вьетнамской женой.

Чан подошел к окну и открыл ставни. С улицы донесся ужасный грохот, а с ним яростные голоса. Этот шум ворвался в комнату, оглушив Николь. Она потерла глаза, потом прикрыла их от солнца.

– Будет лучше, если ты отдашь мне магазин шелка, – сказал Чан.

Он обернулся и сурово посмотрел на нее.

– Какой толк от магазина шелка, если режим все отберет, – ответила Николь. – Но я оставлю ключи и документы на собственность, когда буду уезжать.

– Надеюсь, ты никуда не уедешь, – улыбнулся он. – Это ненадолго. Все вернется на круги своя. Раньше я не был собственником. Мы будем вместе вести дела в магазине. Когда придет время. Вот увидишь.

Боясь выдать свои чувства, Николь пыталась успокоиться, но тело отяжелело, а сердце забилось чаще. Не нужно создавать напряженную атмосферу, не стоит соглашаться или возражать в открытую. Как бы она ни хотела, но не могла просто захлопнуть дверь у него перед носом.

– Ты в порядке? – спросил Чан.

Николь кивнула.

– Как ты сможешь держать магазин на плаву?

– Я не буду это делать. По крайней мере, не сразу. Власти отправят всех работать в полях или на больших муниципальных фабриках. Частной торговли не будет.

– Дай мне подумать, – сказала Николь.

Она откинулась на подушки и прикрыла глаза. Не было смысла спорить с ним. Николь надеялась, что У Лан знала, как отвлечь кузена, чтобы дать ей уйти.

Николь скорее почувствовала, чем увидела, что он опустился на колени возле ее кровати.

– Я вернулся за тобой.

У нее снова закружилась голова.

– Все это было так давно.

– Я сказал тебе, что вернусь.

– Ты сошел с ума. Все это не по-настоящему. Но я обещала подумать, а теперь хочу спать.

Раздавленная горем, она отвернулась к стене. Чан бесшумно вышел из комнаты.

Николь проснулась от громкого стука. Ей снова снилось, как она тонет в реке Хюэ, и, очнувшись, она судорожно глотнула ртом воздух. На этот раз это был не сон: кто-то крепко сжал ее. В панике Николь померещилось, что огромная птица расправила крылья и хлещет ее по груди. Николь сперва не смела взглянуть на обидчика, но вот наконец открыла глаза и с облегчением вздохнула, увидев знакомое лицо У Лан. За окнами стемнело, и ее подругу окружал ореол света от небольшой лампы в углу. У Лан поднесла палец к губам, глядя на нее широко распахнутыми глазами. Когда Николь кивнула, та отпустила ее.

– Ты ворочалась во сне, – прошептала У Лан. – Не хотела, чтобы ты вскрикнула.

– Что происходит?

– Тебе нужно уходить.

– Агенты Вьетминя? – Николь подняла голову.

– Нет. – У Лан скорчила гримасу. – Ханой разваливается на части. Сюда идут дезертиры вьетнамской армии. Те, кто был с французами, воюют с Вьетминем.

Раздался сильный шум и гам, будто люди стучали в кастрюли и сковородки.

– Что это? – Николь приподнялась.

– Жители домов стараются призвать на помощь полицию. Но это не сработает.

От громкого хруста они подскочили и вцепились друг в друга.

– Вандалы! – Взгляд У Лан был испепеляющим. – Если тебя найдут, ты никогда отсюда не выберешься. Они злятся на французов за то, что проиграли в войне. А теперь им угрожает Вьетминь.

Николь в ужасе посмотрела на подругу.

– Сейчас они в магазине. На улице они пытались застрелить двух человек.

– Французов?

– Вьетнамцев, которые поддерживали французский режим. Когда они уйдут, я заберу тебя в магазин. Они не станут заходить дважды. Эти люди уносят все, что могут.

– Сюда они не поднимутся?

По позвоночнику Николь пробежал холодок. Если они найдут ее здесь, она больше никогда не увидит дочь.

У Лан покачала головой:

– Они пришли, когда ты спала.

Сердце подпрыгнуло у Николь в груди.

– И они не поднимались сюда?

– Нет. Они знают, что я двоюродная сестра Чана. Меня они не тронут. Но я должна вывести тебя отсюда, пока он не вернулся. Сейчас его здесь нет.

– Он хочет, чтобы я отдала ему магазин.

– Можешь оставить ключи у меня. Он вернется в полночь. Вы оба сможете уехать.

– Оба? Не понимаю.

– Здесь Марк.

Сердце Николь готово было разорваться от счастья.

– Он жив?

Она осмотрелась по сторонам, будто Марк мог явиться к ней из темных углов комнаты, словно призрак.

– Сейчас его здесь нет. – У Лан улыбнулась. – Когда он понял, что ты не во Франции, то отправился на виллу, но не нашел тебя там и стал искать здесь. Он вернется чуть позже.

– Марк жив, – повторила Николь, не в силах поверить. – Это правда?

У Лан кивнула.

Ощутив прилив энергии, Николь вскочила с кровати. Она надеялась, что война пощадит его, и сейчас радость и осознание того, что он жив, переполняли ее. Оживилась каждая клеточка тела. Долгое время Николь пыталась отвлечься от тоски, заглушить боль, поселившуюся в сердце, но теперь по жилам вновь побежал ток. Она воскресила в памяти прикосновения его рук, черты лица, ярко-голубые глаза. Николь помнила малейшие детали, желая вновь прикоснуться к нему. Он жив. Жив!