Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дашкова предупреждает также о вредных последствиях поверхностного знания во всех областях науки, которое у людей ограниченных может вызвать фальшивые и раздутые представления о собственном превосходстве и непогрешимости; в конце концов, такие заблуждающиеся люди обречены на неудачу во всех своих предприятиях[545]. Когда дело доходит до женщин, она вновь отказывается полностью признать их роль в обществе и довольствуется общепринятыми суждениями и общими словами. Женщины в обществе должны олицетворять «скромность, стыдливость, прилепленность к нравственности, блюдение хозяйства, нежность сердца и домоседство»[546]. Интересно отметить, что портрет идеальной женщины в российском обществе, который она рисует, мало похож на саму Дашкову. Но ранее, в «Моей записной книжке», она высоко оценила основанный Екатериной Смольный институт за его способность изменять воспитанниц посредством образования[547].
Важность правильного воспитания останется центральной темой всех ее сочинений. Гораздо позже Дашкова опубликует еще один отрывок под заголовком «Нечто из записной моей книжки» в «Друге просвещения», где она вместе с теткой и двоюродным племянником горько сожалеет о прошлых днях, когда в России родители занимались воспитанием и образованием своих детей[548]. «Записки тетушки» состоят из шести глав, включающих то, что тетушка слышала, видела и читала, что с ней случилось, ее впечатления и воззрения[549]. Среди этих отрывков из записной книжки «завещание» тетушки о нравственной философии представляет собой наиболее развитое и продуманное выражение взглядов Дашковой на моральные, политические и социальные проблемы. И здесь ее идеал — «просвещенный и кроткий Государь, пекущийся о благе своих подданных». Она цитирует тот же самый пассаж из древнегреческого сатирика Лукиана, который появился двадцатью годами ранее в ее переводе «Essai sur la poésie épique» Вольтера[550]. Написанные в дашковской дидактичной, фрагментарной манере, которая характеризует многие ее публикации в «Собеседнике» и других журналах, «Записки тетушки» завершаются на оптимистической ноте: «Добродетель поздно или рано без награждения не остается».
Существует очевидное стилистическое и тематическое единство всех трех опубликованных «записных книжек», сосредоточенных на нравственных, философских проблемах и задачах воспитания, которые выражены отдельными фразами и наставительными, нравоучительными афоризмами. В стихотворных и прозаических произведениях Дашковой ее стиль склонен к морализаторству и опирается на поговорки и максимы: «Без приобретения красот ума и сердца есть только кукольство»; «Не унывайте в бедствиях, а в счастье надменностью не заражайтесь»; «Умеренность в желаниях более всего удобна доставить независимость»[551]. Во многих сочинениях она демонстрирует склонность к употреблению разговорной речи, пересыпанной афоризмами. Они часто взяты из французских источников, например, un sot trouve toujours un plus sot qui I’admire («дурак всегда найдет другого дурака, который им восхищается»), и из русских пословиц, например, когда супружеской паре жить «розно так тошно, а вместе так тесно».
Снова и снова Дашкова возвращается к своим взглядам на взаимозависимость добродетели и воспитания, хотя позже, особенно после французской революции, она делает больший акцент на «франкомании» и патриотизме. В «Письме к издателям сих „Сочинений“» Дашкова обращается к своему излюбленному приему подслушивания[552]. Тема подслушанного разговора — опять добродетель, а необходимой составляющей добродетели является справедливость, пишет Дашкова, поэтому все людские добродетели суть следствия нашего чувства справедливости. Она предлагает учредить ежегодную премию за лучшее сочинение в стихах или прозе о добродетели. Для примера она прилагает поэму «Притча: Отец и дети», которую она якобы получила от некоего молодого человека[553]. С большой уверенностью можно сказать, что автором этой поэмы была сама Дашкова. Состоящая из тридцати трех стихов различной длины и написанная в основном рифмованными двустишиями, поэма превозносит всеобщую добродетель, персонифицированную отцом, дети которого — великодушие, героизм, мудрость, кротость, честь и душевное спокойствие.
В последующих письмах издателям Дашкова утверждает, что деньги и жалованье не должны быть главной мотивацией для учителей, и обсуждает, как их следует избирать из наиболее талантливых и имеющих истинное призвание к этой профессии[554]. Родители должны непосредственно участвовать в воспитании своих детей. Она риторически спрашивает: «Не первый ли долг родителей самим заниматься воспитанием детей своих?»[555] Согласно Дашковой, воспитание в России должно объединять методы и опыт западных теоретиков с местными и национальными нуждами. Дашкова считала, что система образования в ее отечестве должна обращаться к его уникальному историческому развитию. Даже самые прогрессивные европейские подходы к воспитанию не должны исключать духовные и нравственные оценки, основанные на вековых обычаях и традициях российского народа. Самое главное, иностранное влияние не должно определяться модой. К этой теме она будет постоянно возвращаться. В «Ответе [Иоанну Приимкову]» она представляет сатирическую карикатуру на провинциальную сплетницу, более всего озабоченную своей репутацией в обществе и французской модой[556].
Письмо Дашковой «К господам издателям „Новых ежемесячных сочинений“» есть главным образом выражение презрения к французской моде и ужас перед эксцессами французской революции[557]. Она убеждает читателей освободиться от французского влияния и моды — «да будут русские русскими, а не подражателями дурного подлинника», провозглашает она. Цитируя высказывание Вольтера о том, что Франция — это страна тигров и обезьян, Дашкова заключает, что русские обезьянничают с обезьян. Она, возможно, является также автором отклика на свое собственное письмо, подписанного неким Андреем Шейным. Он очень лестно отзывается о чувствах Дашковой и патриотично призывает вернуться ко всему русскому[558]. Через месяц в том же журнале Дашкова опубликовала одиннадцать вопросов в письме «К господам издателям „Ежемесячных сочинений“»[559]. Она вновь нападает на модное увлечение французским воспитанием и представляет идеи, более полно развитые ранее в ее статье «О смысле слова „воспитание“». Критичная и несгибаемая, Дашкова не уступает в своей продолжающейся битве с франкофилией. Как и прежде, Андрей Шейн полностью согласен с ней и даже добавляет несколько собственных вопросов[560]. В работе «Истины, которые знать и помнить надобно, дабы, следуя оным, избежать несчастий» она выдвигает десять истин, которые приведут к счастливой жизни[561]. Они опять конкретизируют ее понимание таких слов и концепций, как добродетель и персональная ответственность, восхваляют разум и осуждают все формы человеческой неумеренности: «Всякое излишество есть грех и вредно»[562]. Многие из этих истин уже утверждались в других трудах Дашковой, таких как серия записных книжек.