– Будь я проклят. И что ты здесь забыл?

– Наверное, то же самое, что все. Обосноваться.

Калеб снял перчатки.

– Заходите, с моими познакомитесь.

Пим сидела в кресле у остывшего очага с Тео на коленях и показывала ему картинки в книжке.

– Пим, – сказал Калеб, одновременно дублируя слова на языке жестов. – Это мистер Тэйтум, наш сосед.

– Как поживаете, миссис Джексон?

Фил прижал шляпу к груди.

– Будьте добры, не вставайте.

Очень рада с вами познакомиться.

Калеб вдруг понял свою ошибку.

– Мне следовало предупредить. Моя жена не слышит. Она говорит, что рада с вами познакомиться.

Мужчина степенно кивнул.

– У сестры двоюродной такое было, умерла недавно. Она немного научилась читать по губам, однако всё равно жила в своем мире, бедняжка.

Он рефлекторно заговорил погромче, так делали все.

– Какой чудесный у вас мальчик, миссис Джексон.

Что он сказал?

Что ты красивая, и он не прочь в постель с тобой.

Калеб повернулся к гостю, который всё так же теребил край шляпы.

– Она благодарит вас, мистер Тэйтум.

Не груби. Предложи ему что-нибудь попить.

Калеб перевел ее слова.

– Дома надо к ужину быть, но, наверное, немного посидеть с вами смогу, благодарю.

Пим налила воды в графин, добавила дольки лимона и поставила графин на стол, за который уселись мужчины. Они поговорили о мелочах – о погоде, о других поселениях в этой местности, о том, где Калеб покупал скотину, по какой цене. Пим ушла, забрав с собой Тео, она любила ходить с ним на берег реки, где они могли просто сидеть в тишине. Калеб понял, что гость и его жена чувствуют себя одиноко. Сын уехал, едва попрощавшись, с женщиной, с которой познакомился на танцах в Ханте.

– Заметил, жена твоя в ожидании, – сказал Тэйтум. Они допили воду с лимоном и беседовали.

– Да, в сентябре срок.

– Если что, в Мистике врач есть, когда понадобится.

Фил дал Калебу всю информацию.

– Очень здорово, спасибо.

Калеб ощутил стоящую за словами Тэйтума печальную историю. Видимо, у них был и другой ребенок, может, и не один, но все они не выжили. Это, конечно, осталось в прошлом, но не для них.

– Премного благодарен вам обоим, – сказал Тэйтум, выходя. – Хорошо, когда поблизости молодежь есть.

Вечером Калеб пересказал их разговор Пим. Та купала Тео в кухонной раковине. Поначалу Тео капризничал, но потом ему понравилось, и он принялся колотить по воде крохотными кулачками.

Надо мне познакомиться с его женой, сказала Пим на языке жестов.

Хочешь, чтобы я с тобой сходил?

Калеб подразумевал, что ему придется работать переводчиком.

Не говори глупостей, ответила Пим, глядя на него, как на сумасшедшего.

Этот разговор не выходил у него из головы несколько дней. Почему-то, несмотря на свое умение всё планировать, Калеб не подумал, что в дальнейшей жизни им потребуется помощь других. Отчасти оттого, что отношения с Пим были настолько глубокими, что все остальные выглядели поверхностными. Отчасти оттого, что он не был уж настолько общительным от природы, предпочитая находиться в обществе собственных мыслей, а не других людей.

Так же и мир Пим был ограничен по сравнению с миром других людей. Помимо родных были лишь немногие, кто если и не умел разговаривать на языке жестов, то хотя бы мог понять значение. Она часто пребывала в одиночестве, хотя это ее и не беспокоило, и бóльшую часть этого времени она писала. Калеб пару раз за все эти годы тайком заглядывал в ее дневники, будто читая чужие письма. Ее записи были просто чудесны. Хотя иногда в них и было место сомнениям и тревогам, в целом они были проникнуты оптимистическим взглядом на жизнь. В дневниках были и рисунки, хотя Калеб ни разу не видел, чтобы она рисовала. По большей части знакомые вещи. Множество изображений птиц и зверей, лица людей, которых она знала, но ни одного изображения его самого. Калеб задумался, почему она никогда не показывала ему эти рисунки, почему рисовала втайне. Самыми лучшими рисунками были те, что с видами моря – особенно странно, поскольку Пим никогда не видела моря.

Но от дружбы она не стала отказываться. Спустя два дня после того, как к ним зашел Фил, Пим спросила Калеба, не посидит ли он с Тео пару часов, пока она испечет маисовых лепешек, а потом сходит в гости к Тейтумам. Так что после полудня Калеб занялся садом, а Тео спал рядом в корзине. Дело шло к вечеру, и Калеб забеспокоился, но незадолго до заката Пим вернулась, воодушевленная. Калеб спросил ее, как им удалось общаться почти пять часов, но Пим лишь улыбнулась.

С женщинами это не имеет значения. Мы всегда друг друга отлично поймем.

На следующее утро Калеб поехал в город на фургоне купить провизии и переподковать одну из лошадей, большого вороного мерина по кличке Красавчик. Пим написала письмо Кейт и попросила Калеба отправить его почтой. Помимо этих дел Калеб хотел завести побольше знакомств с местными. Еще можно мужчин насчет их жен поспрашивать в надежде, что и Пим расширит свой круг общения, чтобы ей не было одиноко.

Городок не произвел на него сильного впечатления. Они миновали его всего пару недель назад, по пути на ферму, и тогда здесь было достаточно народу. Сейчас же городок выглядел совершенно безлюдным. Городская управа закрыта, как и мастерская коновала. Больше ему повезло, когда он дошел до лавки. Ее владельцем был вдовец по имени Джордж Петтибрю. Как и многие другие жители фронтира, он был человеком немногословным и нескорым на дружбу, так что Калеб пока что мало что успел о нем узнать. Джордж ходил за ним следом, пока Калеб пробирался по заваленной товаром лавке, выбирая нужные товары. Мешок муки, свекольный сахар, кусок крепкой цепи, нитки для шитья, тридцать ярдов проволочной сетки для кур, мешок гвоздей, топленое сало, кукурузная крупа, соль, масло для светильников и полсотни фунтов фуража.

– Еще хочу патронов купить немного, – сказал Калеб, пока Джордж подбивал счет, стоя за кассой. – Тридцать – ноль шесть.

«И ты туда же», – было написано на лице у торговца. Он продолжал рисовать цифры огрызком карандаша.

– Могу продать шесть.

– Сколько в коробке?

– Не коробок. Патронов.

Шутит он, что ли?

– И все? С каких это пор?

Джордж ткнул большим пальцем через плечо. Позади кассы на стене был наклеен плакат.