Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы не нуждаемся в твоей диалектике, – вдруг возразил Филиппос. – Камень Артемия помогает устанавливать истину, не прибегая к византийским наукам! Благодаря камню боярин всегда находит виновного!
Дознаватель дернул Филиппоса за руку, и мальчик замолчал.
– Да? И что же это за камень? – спросил заинтригованный Деметриос. – Многие наши ученые ищут вещество, обладающее чудесными свойствами. Это вещество называется философским камнем. Ты о нем говоришь?
– Вовсе нет, магистр, – нехотя ответил Артемий. – Филиппос говорит о варяжском камне, который достался мне от предков. Это реликвия, которая имеет значение только для меня. Камень позволяет сосредоточиться. Скажем так: речь идет о средстве, которое позволяет размышлять.
– По правде говоря, я не ожидал услышать такое признание, боярин! – улыбаясь, воскликнул Деметриос. – Твоя слава при дворе Владимира столь велика, что я не представлял тебя играющим в камни, как мальчишка из народа, чтобы, как ты говоришь, прояснить мысли! Неужели ты нуждаешься в материальном объекте при совершении сугубо умственных операций? Ум, этот дар Божий, и идеи, в которые веришь, могут оказать бесценную помощь при поисках того или иного решения. Но чтобы простой камень помогал размышлять… Право, я должен записать это в свой дневник!
– Не думаю, что это стоит труда, – холодно начал дознаватель. – Тебе следовало бы….
Старший дружинник замолчал, поскольку до него донесся голос у калитки.
– Кто мог прийти во дворец в столь позднее время? – прошептал он.
Вероятно, стражники пропустили пришедшего, поскольку Артемий услышал громкий стук в дверь. Одновременно голос, который он не мог узнать, несколько раз выкрикнул его имя.
– Прости меня, магистр, – бросил на ходу дознаватель, быстро направляясь к калитке сада.
Деметриос и Филиппос побежали следом.
Обогнув дворец, где в отдельных окнах третьего этажа зажглись свечи, Артемий увидел на крыльце силуэт мужчины. В этот момент дверь открылась, и стражник приставил острие меча к груди незнакомца, не позволяя войти. В несколько прыжков старший дружинник взбежал на крыльцо.
– Я здесь. Кто хочет меня видеть? – спросил Артемий.
Мужчина обернулся, и дознаватель узнал Ждана. Молодой боярин был одет так же, как утром, но без головного убора, рубаха расстегнута. Приоткрытый рот, выпученные глаза, бледное лицо – само воплощение ужаса.
– Что происходит? – продолжал Артемий.
Ждан смотрел на дознавателя блуждающим взглядом.
С трудом сглотнув, молодой человек тихо ответил:
– Ты должен пойти со мной. Мой отец, боярин Радигост…
– Что боярин Радигост? Говори!
– Его убили. Кинжалом в сердце.
Артемий отправил Филиппоса за отроками и велел прибежавшему слуге принести кубок с прохладной водой. Затем он довольно грубо отослал Деметриоса в его покои. Грек, с которого мгновенно слетела уверенность, не заставил просить себя дважды. Он ушел, освещая дорогу дрожащей рукой. Ждан жадно выпил воду и с измученным видом сел на скамью, покрытую красным ковром, которая стояла в сенях у стены. Подоспели Митько и Василий, забывшие ответить на приветствие стражника. Они оба были в кольчугах и при мечах.
– Вместе со Жданом ждите меня здесь! – распорядился Артемий, устремляясь к лестнице. – Филиппос, подойди-ка! – крикнул он мальчику, оставшемуся на улице.
Через несколько минут старший дружинник в темно-коричневом плаще, с мечом у широкого кожаного пояса, спустился в сени. Казалось, Ждан успокоился, но в его глазах читалось прежнее выражение ужаса.
– Я на лошади, – сказал он. – Мы живем недалеко, но…
– Берем лошадей, – скомандовал Артемий.
Дружинники вскочили в седла и присоединились к молодому человеку, оставившему свое животное у ворот. Небольшая группа галопом промчалась через безлюдную площадь и свернула на главную улицу. Некоторые дома еще были освещены изнутри, можно было слышать гусли и мелодичные песни. Это молодые люди Смоленска пользовались гостеприимством бояр, у которых были дочери на выданье. Праздник капусты продолжался и ночью.
Покинув главную улицу, дружинник последовали за Жданом по спокойной улочке, где жили зажиточные бояре. Они остановились перед высоким крыльцом с богатым орнаментом, который можно было разглядеть в слабом лунном свете.
– Где слуги? – спросил Артемий, удивившись полной тишине, царившей в доме тысяцкого.
– Ранним вечером мой отец отпустил всех слуг, – ответил Ждан. – Не знаю почему. Вернувшись из дворца, он как-то странно себя вел…
– Ты об этом расскажешь чуть позже. Сначала покажи тело, – прервал Ждана Артемий, привязывая свою белую лошадь к столбу.
Отроки и Ждан последовали его примеру. Молодой боярин взошел на крыльцо и отворил дверь. Два высоких медных подсвечника освещали прихожую, уставленную коваными сундуками.
– Свет? – коротко спросил Артемий.
– Перед уходом слуги зажгли свечи, как велел им отец. Я ни к чему не притрагивался.
Ждан повел их через большой зал, погруженный в темноту, к освещенной комнате с открытой дверью. Это был рабочий кабинет тысяцкого. Стараясь не смотреть внутрь, Ждан посторонился, чтобы пропустить дружинников.
Переступив через порог, Артемий остановился. В центре комнаты на большом шерстяном ковре лежало тело Радигоста. Руки старого боярина были широко раскинуты, ноги – слегка раздвинуты. Остекленевшие глаза смотрели в потолок. Брови приподняты, а рот приоткрыт, словно тысяцкий, умирая, хотел задать какой-то вопрос. Смерть была вызвана широкой раной на уровне сердца. Передняя сторона кафтана, расшитого золотыми нитями, была залита кровью. Кровь стекала и по бокам, оставляя на ковре широкое темное пятно. Артемий сел на корточки рядом с убитым и расстегнул кафтан, чтобы осмотреть рану. Ждан, стоявший на пороге, тяжело вздохнул и разрыдался.
– Митько, займись им, – бросил старший дружинник, не отрывая глаз от ужасной раны, зиявший в груди старого боярина.
Пока Митько вел Ждана в большой зал, Артемий осматривал лицо покойного и положение его тела. Поднявшись на ноги, он обошел кабинет Радигоста. Ставни единственного окна были заперты изнутри. На рабочем столе из резного дуба лежали берестяные свитки. Документы были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для блюда, на котором стояли кувшин с медовухой и два неполных серебряных кубка. У стола стояли высокое кресло, украшенное медными гвоздями, и два стула с подушками. Над огромными сундуками, стянутыми железными ободами и прибитыми к земле, висели полки.
– Мой отец хранил на полках все документы, связанные с его официальной должностью. Налоги, другие виды подати, уплачиваемые Владимиру… – прошептал Ждан, который как раз вернулся в кабинет.
Митько, видимо, плеснул ему медовухи, и Ждану удалось немного успокоиться.