– Ты большой поклонник логики. Я понимаю, что не смогу остаться на ферме с семьей. Не представляю, куда придется отправиться, далеко ли, надолго ли. Но дома мне больше не жить. И два года здесь призваны облегчить расставание. Я буду скучать по родным, но сумею вынести разлуку. И это же касается и их, так? Им тоже будет легче.

– Да, – кивнул Маллик.

– Мне прекрасно известно, что обучение еще не закончено, – вздохнула Фэллон, вновь опускаясь на скамью. – И что ты поможешь его завершить. Поэтому я останусь здесь, чтобы мы продолжили работу. Но когда вернусь домой, то хочу побыть какое-то время с семьей. Прежде чем я покину их снова, нужно кое-что сделать там, защитить родных.

– Тебе решать.

– Значит, решено. Я смогу уехать с чистым сердцем только после того, как удостоверюсь, что мои близкие будут в безопасности.

– Хорошо. Пока же отправляйся с Фаол Баном и Таише на охоту или прокатись на Леохе. Оставшийся день у тебя свободен.

– Но я еще не смешала снадобья.

– Зато ты сделала нечто куда более значительное.

– И все же я выполню твое задание. – Фэллон встала и ухмыльнулась. – Много времени это не займет.

– Какая самоуверенность! – фыркнул Маллик.

– Нет, просто уверенность в себе, – поправила его ученица и принялась за дело.

Лето наступило и прошло. Жаркие солнечные деньки были заполнены учебой и тренировками. С приближением осени ночи стали прохладнее. Столкновение теплого и холодного воздуха, в конце концов, породило невиданную бурю. На горизонте поднималась воронка урагана, выделяясь на фоне неба, темно-фиолетового, как синяк. Вскоре по увядающей листве заколотил крупный град.

Феи перешептывались о том, что шквалистый ветер, лед и зной служат первым признаком окончания срока обучения Избранной и начала войны между светом и тьмой.

Фэллон же называла это природным явлением, легкообъяснимым с помощью научных методов.

И все же никакие объяснения не сумели остановить бурю. Она вылилась в яростный ливень с разрядами молний и грохотом грома, который прокатывался, аукался по всему лесу.

В это время Фэллон и сама разразилась бурей негодования и яростного возмущения, когда Маллик раскритиковал ее стиль боя после трех подряд сражений с призрачными противниками.

Еще не остывшая после битвы воительница стояла на вязкой от последнего дождя земле и вытирала с лица иллюзорную кровь только что поверженных врагов.

– Я победила всех до единого. Три раза.

– Но ты ранена, – подметил Маллик. – Потому как действовала небрежно и медленно.

– Я выстояла в битве, – прорычала Фэллон. Ее легкие горели, но это не шло ни в какое сравнение с полыхавшим в душе негодованием. – А противники – нет.

Его ответ, в отличие от ее жаркого возмущения, был холоден – еще одно столкновение стихий. Не обращая внимания на результат, Маллик подчеркивал важность процесса:

– Ты оступилась целых пять раз. Дважды не сумела использовать инерцию и упустила преимущество.

– Фигня, фигня, фигня!

– Брань отнюдь не помощник на поле боя. Более того, она подтверждает слабость твоих аргументов.

– К черту аргументы! И ты тоже катись к черту!

Пылая от ярости, Фэллон создала трех иллюзорных воинов и обрушилась на них, круша, наотмашь нанося удары мечом и швыряя в противников сгустки пламени. Внутри все кипело. Это кипение вызвало к жизни ветер, а затем гром и молнии.

Ослепшая от гнева, подхваченная вихрем собственной злости, колдунья хотела лишь одного – дать волю эмоциям, убить врагов. Убить их всех.

Кроваво-красные вспышки молний прорезали темно-серое небо, разветвляясь и копьями вонзаясь в стволы деревьев. Один разряд расколол дуб, на котором часто сидел Таише. Во все стороны полетели острые щепки и растерзанные листья.

Фэллон, которая как раз обезглавила последнего призрачного противника, обернулась к полыхающему дереву, замерла от ужаса и бросилась туда, не обращая внимания на дождь и грязь.

– О боже! Таише!

– Ему достало мудрости держаться подальше от твоего плохого настроения и глупых поступков.

– Он в порядке? – обеспокоенно воскликнула Фэллон, обшаривая глазами небо в поисках раскинутых белых крыльев, но обнаруживая лишь клубящиеся грозовые облака. – Он жив?

– Ты бы узнала, если бы с ним что-то случилось.

– Я могла… – прошептала она, дрожа всем телом и трясущимися руками убирая с лица намокшие пряди волос. – Я была в ярости, но не хотела…

– Хотела или нет, ты подвергла других опасности из-за одной лишь обиды. Ты злоупотребила своим даром. – Голос Маллика звучал негромко, но источал разочарование.

Она бы предпочла, чтобы наставник на нее накричал. Каждое тихое спокойное слово ранило в самое сердце.

Фэллон почувствовала, что к глазам подступают слезы. Сдержать их было нелегко, но она не заслужила права на подобное облегчение.

– Мне очень жаль. Оправдания моему поступку нет, но…

– «Но» обычно предваряет оправдания, – укоризненно перебил Маллик. Фэллон проглотила упрек, хоть он и оказался горьким на вкус. – Прибери за собой, – велел наставник и ушел в дом, плотно закрыв дверь.

Чувствуя себя разбитой и сломленной, Фэллон остановила дождь, приблизилась к тлеющим останкам дуба и затушила пепелище, проследив, как последние струйки дыма истаивают в летней синеве неба. Затем медленно, старательно собрала древесину, пригодную для растопки камина, и принялась охапку за охапкой складывать ее возле поленницы.

Все тело ныло после нелегкого боя, однако душевные терзания причиняли куда более сильную боль. Работа заняла несколько часов, потому что Фэллон, в качестве наказания, не использовала магию.

Когда на месте дуба остался лишь пень, она подобрала побег, подняла к лицу и позволила слезам раскаяния и дыханию согреть его, вызывая к жизни корни, после чего посадила деревце, шепча слова утешения. Легкий летний дождь застучал по молодым листьям.

– На месте старого пусть родится новое. Я же прошу простить мою вину.

Фэллон подняла с земли обугленную ветку и принялась мастерить для себя напоминание и предупреждение.

Вся в синяках, утомленная, умирающая от жажды, девочка вошла в дом. Ей хотелось принять душ, выпить несколько стаканов прохладной воды и отдохнуть, однако она медленно поплелась по лестнице в мастерскую.

Маллик трудился над сложным зельем, потягивая вино из бокала, и даже не взглянул на вошедшую ученицу.

– Мне нет оправдания. Я позволила гордости взять верх, а ярости – послужить инструментом разрушения. Нанесла вред могучему растению, жившему сотни лет. И могла бы натворить что-то похуже, потому что потеряла контроль над собой и хотела только крушить все вокруг, чтобы доказать твою неправоту. Но ты был прав.