Каждая деталь между тем домашнего интерьера (осмотр квартиры, двухкомнатной, с широким балконом) подсказывала правильный, однозначный ответ, каждый предмет вопил о благополучии этого мира.

Они ели брюссельскую капусту – из пакетика – размороженную и подогретую в микроволновке (деликатес?). Был «Горбачев». Оказалось, что «Горбачев» – не в честь Горбачева М.С, а в честь Горбачева другого. «Видишь, форма какая?» Щукин видел: горлышко бутылки распухало церковной маковкой. А у нас все бутылки были стандартные...

«А у нас», «а у вас» произносилось чаще всего.

Ночь была. Московского времени не было.

То ли о родине затосковав, то ли наоборот, Щукин вдруг закручинился, молчаливым стал, невеселым. Их «Горбачев» уступал нашей «Столичной», хотя мнения разделились. Странная веселость овладевала Чибиревым – вот задаст вопрос и, не дожидаясь ответа, совершит как бы акт, сказать можно было бы, подхихикивания, если бы не подъеекивал он: е-е-е-е-е-е... – много «е» – быстро и через дефис – словно кто-то дергал его за веревочку.

– У вас что же, хлеб нарезанным продается? Е-е-е-е-е-е...

(Целокупной буханкой хлеб продавался в российских булочных. Россия не знала нарезки.)

У Майи на носу были веснушки. Ей нравилось отвечать обстоятельно. Она звонко смеялась. Телегин тоже был бы рад что-нибудь рассказать, но за столом жена слова сказать не давала.

Кто был радостней всех, так Дядя Тепа. Он от радости был вне себя: вне себя он хотел воплотиться в гостей, их глазами смотреть на действительность – на нарезку, на тостер, на консервированные шампиньоны, – здешние знаки материального мира (в России его окружали другие) вновь возбуждали в нем еще не забытый восторг первосвидетельства.

Наибольшая радость его обуяла еще до того, как сели за стол, – когда, сгорая от нетерпения, он достал из щукинского рюкзака первую свертку изделий. Все изделия были распределены по «букетам» (его терминология), десять изделий в «букете», каждый «букет» перетягивался черной аптечной резинкой. Первая свертка оказалась «букетом» изделий с ручками синего цвета. Дяде Тепе ужасно понравилось, он воскликнул: «Что надо!» Отделив одно изделие от «букета», ловко вертел его в руке, словно это был инструмент тамбурмажора. Майя хлопала в ладоши.

Говорили о немецком менталитете, когда невеселый Щукин перевел взгляд со стола на «букет», брошенный на пол. Он словно проснулся:

– И это можно продать?

– Десять марок штука! – радостно объявил Дядя Тепа.

– Не верю.

– Нет, если бы лежало на прилавке, никто бы, конечно, не купил, но ведь я же работаю!

Тут выяснилось невероятное. Ни Щукин, ни Чибирев никогда не видели, как Дядя Тепа работает.

– Да вы что! – изумилась Майя Телегина. – Разве он вам не показывал это в России?.. Как делает это?..

– Ты имеешь в виду, как работает эта штуковина? – Спросил Чибирев. – Вообще-то, мы сами знаем. Шлеп – и готово.

Дядя Тепа захохотал, услышав такое. Майя сказала:

– Я не про эксплуатацию, я про то, как он представляет.

– Что – представляет?

– Товар!

Воззрились на Дядю Тепу: хватит валять дурака, за дело, маэстро!

– Тепа, они не знают! Обязательно покажи. Прямо сейчас!

– Мне столик нужен.

Раздвинули складной столик, поставили посреди комнаты.

– И мух.

Литровая банка с мухами транспортировалась в рюкзаке Чибирева. Извлекли.

Дядя Тепа подошел к столику, справа от себя положил «букет», взял обеими руками банку.

Банка с мухами напоминала банку с вареньем. С черничным вареньем. Она и закрыта была по-домашнему, как закрывали когда-то варенье, – бумагой, перетянутой опять же аптечной резинкой на горловине. Дядя Тепа умилился. Воспоминание детства. Бабушка Оля. Кладовка. В две шеренги на полке построены банки с вареньем. На бумажных закрышках надписи вроде: «Черника. 1966».

Он открыл банку, поднес к лицу и зачем-то понюхал ее содержимое. Двумя пальцами вынул муху.

– Хорошо бы пинцетом! – подал голос Телегин.

– Тсс! – приструнила Майя супруга.

Дядя Тепа, не отводя от мухи взгляда, шевельнул мизинцем: не отвлекайте!

Положил на стол – ближе к левому краю.

Этих мух продавали на Невском проспекте в магазине «Охота и рыболовство». Штука – пятак. Черненькие, из пластмассы. Когда были совсем дураками (первый курс, стройотряд и т. п.), считалось прикольным подбросить в компот или посадить на котлету. Вот и Телегину Майю посетило воспоминание: едет в метро, рядом за поручень держится мачо, красавчик – с печатью таинственности на лице, для данных мест (лица и метро) нетипичной, отчего за лицо цепляется взгляд, – их взгляды встречаются – мачо открывает медленно рот и высовывает язык – на языке сидит черная муха. Смешно.

Мухи действительно были словно живые – выпуклоглазые, с тремя (что характерно для всех насекомых) парами ног и даже с прожилками на сложенных крылышках. Щукин однажды пытался на муху ловить карасей, не очень удачно.

Дядя Тепа вынул одно изделие из «букета». Все мухобойки в этом «букете» были с ручками красного цвета.

Дядя Тепа любовно потрогал бьющую часть мухобойки – прямоугольную шлепалку жесткой кожи.

Покачал орудие на руке, словно прикидывал вес – в самый ли раз – не много ль, не мало ль?

– Сосредотачивается, – сказал Телегин.

– Тсс! – Майка сказала.

Готов.

Дядя Тепа взмахнул мухобойкой и закричал: «Ахтун, ахтун!» Щукин и Чибирев, не владевшие немецким, поняли без перевода.

Они также поняли – без перевода: это очень корявый немецкий. Однако не понимали пока, что корявость Дяде Тепе на пользу.

Крича, Дядя Тепа манипулировал мухобойкой – то размахивал ею над головой, то с ловкостью демонстрировал тамбурмажорские штучки.

Перевод его выступления примерно таков:

«Дамы и господа!..

Как хочется иногда поохотиться!..

У вас нет возможности пойти на охоту?..

Не расстраивайтесь! Я научу вас, как быть охотником, не выходя из дома!..

Не надо убивать волков, медведей, белок, лисиц!..

Давайте убивать мух!..

Мухи – разносчики болезней!..

Испытайте азарт охотника!.. Убейте муху!..

Убить муху – это очень полезно!.. Убейте муху с пользой для здоровья!.. Убивая муху, вы снимаете стресс!..

Вам жалко муху?.. У вас нет мух?..

Не расстраивайтесь!.. Я подарю вам искусственную муху!..