Во время этой разоблачительной речи Никоэль вглядывался в лицо новоявленного дяди и был вынужден признать, что общие черты у них имеются, а вот цветом волос он явно пошел в мать. Тариманец, конечно, выше и шире в плечах, но на то он и чистокровный. Форма лица, скул, разрез глаз все равно идентичны. Однако мало ли на свете похожих людей?

— Я ничего не знал о родстве и сам ни за что не догадался бы, — сказал Никоэль. — Достаточно было молчать, держаться от меня подальше и вообще оставить в покое.

— Сглупил, — самокритично признал преступник. — Счел, что быстренько выдворю из страны или уничтожу на всякий случай и забуду. Никто и не подумал бы искать личные мотивы, после того как в течение полугода по собственной глупости погибло столько белавцев. Но раз начал охоту…

— Тебя заело, — усмехнулся кори Ксантар. — Заело, что такой великий и чистокровный никак не победит в начатой схватке.

— Это была разминка. Посмотрим, что получится на арене, где недопустима чужая помощь.

— Посмотрим, — согласился Астор и обернулся к белавскому послу: — Никоэль, ты готов? Дуэль нельзя отложить, раз уж вы оба тут. Верь в свои силы и в высшую справедливость, кто бы там что ни считал, а подлецов, пусть даже сильных, Богиня не любит.

— А еще учитывай, что другого соседа я не хочу, надоели дисциплинированные снобы, четко следующие не самой умной инструкции, — заявил Роэн и отступил к первому ряду каменных скамей амфитеатра.

Ник с волнением кивнул и помог Чернышу спуститься с шеи. Если в поединке силы все средства были хороши, лишь бы выжить и уничтожить соперника, то в поединке чести ни к магии, ни к алхимии обращаться не допускалось. Наверное, это даже хорошо, потому что тариманец лишился своего преимущества; можно было не опасаться заклинаний, усиленных амулетами-накопителями. С другой стороны, для Никоэля существовала и трудность — предстояло переступить через себя и решиться первый раз убить человека… если получится. Дуэли до выбитого оружия или до первой крови на Судной арене были неуместны, она существовала только для одного вида поединков — поединков чести. Сохранять невозмутимый вид и не давать рукам дрожать у парня получалось через силу, только благодаря многолетней выучке, когда при изготовлении алхимических составов приходилось четко контролировать каждое движение и не допускать непроизвольного сокращения мышц.

Вслед за дисциплинированно перебравшимся к скамье Чернышом, выбравшим место в нескольких метрах от вампира, отступили с арены все тариманцы. Они устроились компактной группой на двух нижних рядах, так что Ник почувствовал себя просто-таки неопытным актером, который не знает, что делать дальше, а потому тушуется. Положив руку на эфес шпаги, парень сделал несколько шагов по направлению к центру арены, где с уверенным видом устроился противник. Тариманец усмехнулся и, не глядя, обнажил шпагу привычным движением, выдающим опытного воина.

— Готов умереть? — нагло поинтересовался он.

Но Никоэль не стал отвечать и ввязываться в заведомо бесполезную перепалку. Вместо этого он, припомнив все виденное ранее на улицах Тааримаада, с пафосом провозгласил:

— Во имя Богини, я вызываю вас, чери Лаврет, на поединок чести! И пусть победит достойный.

— Я достоин, я уже в тридцатилетием возрасте добился поста министра финансов!

Ник не мог похвастаться столь же выдающейся должностью. Но, может, вынужденная роль посла зачтется? Тем более что вступил в игру он, похоже, еще до своего совершеннолетия. Похоже, отец при определении возраста ребенка ошибся на пару-тройку месяцев, что вполне простительно для молодого мужчины, не имеющего своих детей. Рано Ник отпраздновал дома восемнадцатилетие. Однако если бы не это заблуждение и не оформленные по всем правилам документы, не видать ему печатки Абернана, откровенно солгать заместителю придворного мага не удалось бы.

Пока чери Лаврет похвалялся, на арене ничего не изменилось, парень не услышал и не увидел никакого сигнала, что его слова услышаны, что дуэль можно начинать. Поэтому он принял решение и сам поспешно обнажил шпагу. И вовремя! Тариманец сделал длинный резкий выпад вперед, метя куда-то в живот. Пришлось парировать кончиком клинка, чтобы не начинать бой с отступления. Шпаги звякнули друг о друга, рождая звук, который, казалось, распространился на многие километры вокруг. Слишком громко, слишком торжественно, слишком устрашающе… Звон отрезвил, заставил понять, насколько близка и реальна сейчас смерть, позволил собраться. Ник перестал краем глаза отслеживать движение на рядах скамей, перестал замечать яркую фиолетовую нить, забыл о том, насколько велика и неуютна арена. Остались только он и противник.

Тариманец действовал агрессивно, нападал, явно рассчитывая на скорую победу. Резкие и быстрые колющие удары сменялись на легкие с виду замахи слева, справа, сверху… Чери Лаврет старался нанести хотя бы резаную рану заточенным почти на всю длину узким лезвием. Но Никоэль понимал, что даже кровоточащая царапина сейчас равноценна смерти, слишком быстро навалится слабость при таком темпе боя, а потому оборонялся изо всех сил. Контратаковать он не мог, лишь выжидал удобного случая, чтобы переломить ход поединка. Он даже не предполагал, что министр финансов окажется лучшим фехтовальщиком, чем фин Астор. Видимо, из-за тяжелого характера опыта у него было больше.

В какой-то момент Никоэль не успел отвести клинок чери Лаврета в сторону, пришлось ставить жесткий блок не заточенной частью шпаги, что возле эфеса. Терпимый поначалу нажим вдруг усилился. И парень глазам своим не поверил, когда увидел, как вздулись мышцы противника, разрывая рубашку и короткий колет, фигура стала массивнее и рельефнее. Редкий человек, постоянно тренируясь, мог похвастаться такими стальными канатами под кожей. Кажется, это была присущая только тариманцам пресловутая трансформация, делающая их еще опаснее. Никоэль резко отпрыгнул назад, чтобы увести себя из-под удара. Шпага министра финансов, лишившись упора, вжикнула буквально рядом и вспахала верхний слой покрытия из мелкого щебня. Однако воспользоваться ситуацией, пока клинок противника был опущен, парень не успел — расстояние не позволило. Да и увеличение мышечной массы никак не сказалось на подвижности тариманца. Решив, что силы теперь позволяют, тот уверенно махнул снизу вверх, чуть по диагонали. Белавцу пришлось опять отпрыгнуть, у него закрались сомнения в том, что он сможет победить подобного монстра.

Паника заставила сердце биться чаще и сильнее, хотя разум продолжал анализировать ситуацию и искать выход. На его стороне были хитрые приемы, показанные отцом, и выдержка. Однако этого маловато против многолетнего опыта и нечеловеческой силы. Сколько еще он сможет увертываться и избегать прямого противостояния?

— Дерись, щенок! — рявкнул чери Лаврет, словно почувствовав, что за тактику обдумывает Никоэль. Он начал злиться, ему явно хотелось закончить поединок побыстрее.

Злые слова тариманца будто подхлестнули, дали последний толчок. Ник почувствовал, что его одежда тоже затрещала по швам! От рубашки и колета остались сплошные лохмотья, держащиеся на теле только за счет воротника и пуговицы, которая раньше, кажется, была отнюдь не верхней. Кожаный ремень лопнул и упал к ногам, на бедрах по бокам брюк появились дыры. Впору было бы ужаснуться внешнему виду, последний нищий выглядел богаче и аккуратнее, ведь у тариманца хотя бы ниже пояса одежда уцелела за счет предусмотрительно увеличенной ширины. Однако Никоэль не страдал тщеславием, он только обрадовался метаморфозе. Теперь можно и повоевать!