— Весть? Какую? — спросил Святогор, грустно улыбаясь своему другу.

— Ты не раз говорил Эфанде, что хочешь переменить своё имя — что прежняя вполне заслуженная слава перестала удовлетворять тебя. Так вот теперь и это твоё желание исполнилось!

— Нет, друг Олоф, не говори так, не терзай моего сердца. Если я и приобрёл новое имя, то это имя полно позора, оно — имя предателя.

Олоф с изумлением поглядел на своего друга, закрывавшего в тоске лицо руками.

— Не могу понять, почему ты считаешь себя предателем? — пробормотал он.

— А не я ли привёл вас на ту землю, которая была моею родиной?

— Ах вот оно что! Ну, забудь об этом даже думать... Прошлого всё равно не вернёшь, будущее же наше... Не горюй! Кто знает, может быть, для блага этой страны привели нас сюда всемогущие асы... Храбр этот твой народ, но дик он. Может быть, нам удастся заставить его позабыть свою дикость... Но перестанем говорить об этом. Хочешь знать, как зовут тебя побеждённые, как произносится среди них твоё имя?

Олоф несколько мгновений помолчал и затем, таинственно нагнувшись к вождю, произнёс:

— Рюрик!

— Что? — воскликнул тот. — Рюрик — сокол! Не может быть!

— Да, да, — подтвердил Олоф, — ты сам знаешь: «рюрик» на языке скандинавов и «сокол» на языке славян — одно и то же. «Ваш вождь хищным соколом налетел на Ильмень», — говорят пленные. Даже и в песнях их ты уже так называешься! Вот тебе и желаемое тобою имя! Доволен ли ты?

Он при последних словах с тревогой взглянул на своего вождя, словно в забытьи шептавшего:

— Рюрик... Сокол... Колдунья... Что же это? Неужели исполняется предсказание? Я стал Соколом. Да, Соколом. Рюрик я!

— И ты должен непременно принять это имя! — серьёзно сказал Олоф. — Помни, что ты добыл его на полях битв, что сами побеждённые так называют тебя... Повторяю тебе, ты должен отныне называться Рюриком.

— Так и будет! — пылко воскликнул предводитель варягов. — Всё кончено! Велика и всесильна воля богов! Нет более на белом свете Святогора! Я — Рюрик! Так зови ты меня, Олоф, так пусть отныне зовут меня все мои храбрые товарищи.

Весь словно преобразившийся, с пылающим лицом вышел он, сопровождаемый Олофом, из шатра.

Их встретили громкие приветственные крики собравшихся у своего вождя храбрецов.

— Да здравствует наш храбрый Рюрик! — пронёсся по полям славянским восторженный крик.

Скандинавы и варяги подняли вождя на щит и с громкими восклицаниями обнесли его вокруг лагеря.

Мысли Рюрика (так и мы будем теперь называть Святогора) были далеко...

«Я стал Соколом! — размышлял он. — Что предсказала мне старая колдунья — исполнилось. Кто знает, может быть, исполнится и остальное».

И какой-то невидимый голос, как в ту бурю, когда он с Фритьофом стремился к берегам страны франков, снова теперь шептал у него над ухом:

— Владыкою полумира будешь ты!..

тренний холод привёл в чувство несчастного Вадима. Палица великана-варяга не насмерть положила его. Крепки славянские головы сами по себе, да и на Вадиме, кроме того, был шлем, ослабивший удар.

Однако несчастный едва дышал. Голову нестерпимо ломило, всё тело ныло, в горле пересохло, губы запеклись.

Вадим приподнял голову и с тоской огляделся. Утреннюю тишину нарушали только стоны раненых да карканье воронов, уже начавших пир на поле битвы.

Несчастному казалось, что когда-то, давным-давно уже, пришлось ему видеть это усеянное трупами поле, этот поднявшийся вдали столб густого дыма.

— Умереть, умереть не отмщённым, поруганным... О как тяжело это! — прошептал он, тщетно стараясь приподняться.

— Ты не умрёшь ещё. Не пришло твоё время, — раздался хриплый голос над ухом Вадима.

Тот открыл глаза и с изумлением взглянул на того, кому принадлежал этот голос.

Прямо над ним склонилось отвратительное лицо болгарского кудесника Мала.

— Ты, ты здесь. В этот страшный миг! — с изумлением воскликнул он. — Что тебе? Оставь меня умирать.

— Зачем тебе умирать, когда ты должен ещё жить? — прохрипел Мал. — Помнишь ты то время, когда ещё юношей приходил ко мне? Помнишь, что ты видел в дыму моей хижины? Что ты теперь скажешь? Разве не исполнилась великая воля богов?

— Но он... Мой заклятый враг!

— И его ты сейчас увидишь... Послушай...

Издали донеслось бряцанье оружия.

Вадиму живо припомнилось виденное им в хижине Мала.

— Неужели, кроме смерти, ждёт меня ещё позор? — простонал он и с ужасом, приподнявшись на обеих руках, оглянулся в ту сторону, откуда слышался шум.

Прямо к нему подходил небольшой отряд прекрасно вооружённых варягов, очевидно, главных начальников дружин.

На всех их полное ратное вооружение. Лучи восходившего солнца так и играли на меди шлемов и стали панцирей...

— Вот здесь, о мой Рюрик, — сказал один из подошедших, почтительно обращаясь к своему вождю, — здесь лежит последний из сопротивлявшихся нам славян. Вот он!

И жестом воин указал на Вадима.

Рюрик подошёл ближе и, не поднимая забрала, остановился около несчастного, с ужасом взирающего снизу.

Прошли несколько томительных мгновений.

— Вадим, узнаешь ли ты меня? — спросил варяг и открыл своё лицо.

— Святогор! — воскликнул тот.

— Да. Ты, вижу, узнал меня... После многих лет, наконец, мы встретились... А помнишь ли ты, как мы расстались? Помнишь ли Перынскую рощу? Чем ты заплатил мне за то, что я на руках вынес тебя из пучины Ильменя? Помнишь ли Любушу?

— Что же! Помню... Я любил её более жизни.

— Любил и погубил! — горько усмехнулся Рюрик.

— К чему этот разговор? Ты — предатель. Ты привёл чужестранцев в родную землю, а я всё-таки умираю за неё. Зачем тянуть время? Я в твоей власти. Кончай же своё дело, злодей, убей меня...

— Нет, ты виновник всех бед, постигших и меня тогда, и теперь ту землю, которая была мне родной, — задумчиво произнёс Рюрик. — Не будь тебя, не лилась бы на берегах Ильменя кровь родичей.

— Что вспоминать! Кончай...

— А и в самом деле, брат! Эта гадина заслужила смерть! — нетерпеливо воскликнул один из спутников Рюрика, в котором Вадим узнал по голосу Сигура. — Вспомни о нас...

— Я с радостью вгоню свой меч ему в грудь! — с торжеством поддержал брата Триар, который стоял тут же. — Что жалеть его?