Послышалось тихое жужжание, Шиповничек задрожала всем телом. Лицо понемногу утратило зеленый оттенок, щеки стали обычного мертвенно-бледного цвета. Принцесса открыла глаза и обнаружила, что все только на нее и смотрят.

— Гм, — пробурчала она. — А я-то в свое время испугалась, когда проснулась и увидела над собой одну только жуткую рожу Лиама. Дайте девушке вздохнуть! А то как подумаю, что дышу одним воздухом с вами, слюнтяи, даже тошно становится!

— Ну все, она здорова, — объявил Лиам.

— Вам, наверное, интересно, как сюда попали наши лошади? — Было видно, что Дункану не терпится все рассказать. — Вот и ответ! — И он показал на Франка, Флика и Фрака, которые поджидали неподалеку в тележке.

— Откуда же они узнали, что надо прибыть сюда? — удивился Лиам.

— Это я им велел, сэр, ваше высочество, сэр! — воскликнул Смимф, возникший словно из воздуха с громким «Вжжих!». — Принцесса Шиповничек сегодня утром наняла меня, чтобы я доставил им весточку!

Лиам сам не знал, что сказать. Он повернулся к Шиповничек, но та, совершенно обессилев, сидела с закрытыми глазами, привалясь спиной к валуну.

— Ой, а как же Большая Дама? — спросил господин Тролль, показав в просвет между деревьями на великаншу Мод, которая так и высилась похрапывающим холмом перед Замком фон Диб. — Нельзя она оставить! Там Люди с Луками!

— Смимф! — позвал Фредерик. — Прошу вас доставить еще одно письмо.

И он отправил скорохода с поручением — и вскоре земля содрогнулась, и в Рауберию вступил великан Риз, бережно поднял свою спящую матушку с земли и отнес ее в Янгельгейм.

Однако к этому времени все остальные были уже на полпути к дому.

— Никак не пойму, мы победили или нет? — спросил Дункан. — Джинновый Нефрит нам так и не достался…

— Зато он не достался и никому другому, — ответил Лиам. — И это, наверное, наилучший из возможных…

Тут он осекся, потому что случилось то, чего он ну никак не ожидал.

Шиповничек, которая сидела у него за спиной, обняла его за талию и положила усталую голову ему на плечо.

Покинув границы Рауберии, отряд оказался на перекрестке. Все остановились. Кроме гномов, которые промчались мимо на своей тележке, низко пригнувшись (Белоснежка обещала отправить в изгнание любого гнома, которого увидит по пути, поэтому они старательно держались вне ее поля зрения).

— Куда же мы теперь? — спросил Фредерик. Никто ему не ответил. — Признаться, я не ожидал, что это такой сложный вопрос…

— Ну, что касается нас, то мы едем домой в Авонделл, — заявила Шиповничек. И потыкала пальчиком Лиама в плечо. — Правда, солнце мое?

Лиам посмотрел на Эллу.

— Фредерик, а ты куда собираешься? — спросила Элла.

— Я? — растерялся Фредерик. — Право, не знаю.

— Я поеду домой, — тут же вмешалась Рапунцель. — Мне же нужно работать. Наверняка меня уже ждут больные.

— О. Ну, тогда я, пожалуй… — начал Фредерик.

— Я с тобой, Златовласка, — сказал Густав Рапунцель. — Мне все равно по пути.

— Ну что ж, — тихо проговорил Фредерик. — Я хотел сказать, что тогда я, пожалуй, вернусь домой в Гармонию. Наверное.

— А я с тобой, — сказала Элла. И покосилась на Лиама — не хочет ли тот что-нибудь уточнить.

Не захотел.

— Ну, мы с Белоснежечкой тоже домой поедем, — сказал Дункан, и было непонятно, рад он или не очень. — Так что, наверное, пора прощаться. До поры до времени.

— Да, до поры до времени, — отозвался Лиам, уповая на то, что никто не заметит фальши.

И они разъехались на все четыре стороны.

* * *

Вернувшись в Авонделл, Лиам первым делом освободил Альдо Уголька и Верика Шишкаря — несправедливо осужденных актеров. Потом он обратился к народу и рассказал правду о своем происхождении. Он понимал, что от этого ненависть к нему вспыхнет с новой силой (и оказался прав), зато точно знал, что поступил по совести. Он же был настоящий герой, не кто-нибудь.

Пусть даже настоящий герой, которого все ненавидят.

Вы, наверное, думаете, что больше всего на всем белом свете Лиама ненавидели именно Альдо Уголек и Верик Шишкарь, однако, как выяснилось, они простили его довольно скоро. Благодаря новой балладе Рейнальдо Повелителя Рифм они мгновенно прославились, а настоящему актеру в конечном итоге больше ничего и не нужно.

Однако у Лиама из-за всей этой истории разыгралась жуткая хандра. Он целыми днями сидел сиднем, схватившись за голову. Иногда ему случалось пнуть камешек или рассеянно вытянуть ниточку из плаща, но больше он толком ничего не делал. И вот в один прекрасный день Лиам спустился в дворцовую темницу, вошел в камеру номер 842 и закрыл за собою дверь.

* * *

Лила решила домой не возвращаться.

— Мама с папой и не заметят, что меня нет, — сказала она Руффиану.

Наемник сидел под деревом в лесу и изучал царапины на коре. Со службы у Шиповничек он уволился и вернулся к работе вольнонаемного частного детектива. И уже получил заказ у одной герцогини — надо было разыскать вора, который стащил у нее целый поднос свежевыпеченных пирожных-корзиночек.

— Не преувеличивай, — возразил он. — Рано или поздно они тебя хватятся.

— Нет, правда, им на меня наплевать. Я попросила подружку-горничную каждый раз, когда родители закатят какой-нибудь прием, ходить туда в моих платьях. Они и не сообразят, что это не я.

— Это все равно не объясняет, почему ты таскаешься за мной и мешаешь работать.

— Я твоя ученица. Покажи мне свои приемчики. Вот зачем ты изучаешь кору? — Лила присела на корточки рядом.

— Вот эту царапину оставило тележное колесо, которое не обязательно… Постой-ка! Зачем я тебе это говорю? Никакая ты мне не ученица. Мне вообще ученики не нужны!

— Еще как нужны, — сказала Лила.

Руффиан прищурился:

— Почему ты хочешь учиться на наемницу?

— Потому что ты сам говорил, что у меня способности. А дома мои увлечения никто особенно не поддерживал.

Руффиан опустил голову:

— Трудно представить себе более безответственный поступок, чем взять себе в ученицы двенадцатилетнюю девчонку.

— Руффи, мне, вообще-то, тринадцать, — улыбнулась Лила.