Кроме того, какое-то шестое чувство подсказало мне, что стоит лично поговорить с владельцем магазина игрушек в Гриффите, на чьи показания больше всего рассчитывала Федеральная полиция. Я понимала, что просто хватаюсь за соломинку, но мне необходимо было самой услышать от него, что он видел моих детей. На деле же разговор с этим человеком привел к окончательному крушению моих надежд. Без конца извиняясь, он признался, что видел в магазине совсем не Бахрина с Аддином и Шах, а недавно поселившегося в их городе отца с двумя детьми, которого на тот момент он еще не знал в лицо. Потом он добавил, что немедленно послал сообщение о своей ошибке в Федеральную полицию, но никакого подтверждения от них не получил; но даже до этого никто из их представителей не встречался с ним, чтобы уточнить его показания, и не предъявлял ему фотографий детей для опознания.

После того как я раскритиковала действия Федеральной полиции в прессе, мне позвонил помощник комиссара Уолтер Уильямс и заверил, что для поиска детей делается все возможное. Я еще раз спросила, задействованы ли силы Береговой охраны, и он еще раз ответил утвердительно. Из нашего разговора нетрудно было понять, что Уолтер Уильямс не испытывает ко мне особой симпатии. Вероятно, он счел нужным обидеться на то, что я совершенно правдиво рассказала журналистам о беспомощности и некомпетентности его ведомства. Но мне было наплевать на чувства помощника комиссара – я твердо знала, что если стану целыми днями улыбаться и сидеть сложа руки, то, вероятно, очень понравлюсь прессе и правительству, но ничем не помогу своим детям. Если их обижает моя критика, пусть, черт возьми, постараются работать получше! А я буду делать все, что могу, для того чтобы защитить Аддина и Шахиру, и никто не заставит меня молчать или бездействовать.

К концу второй недели уже немалое число австралийских журналистов успели съездить в Тренгану и прислать оттуда репортажи. Все они не сомневались, что дети либо вот-вот прибудут в Малайзию, либо их уже прячут здесь. Съемочная группа нашего Десятого канала была даже арестована за то, что подобралась слишком близко к королевской семье; к счастью, через несколько часов всех отпустили. По крайней мере, теперь я могла быть уверена, что благодаря моим друзьям-журналистам узнаю даже самую страшную правду немедленно и из первых рук.

И все-таки я испытала серьезное потрясение, когда уже в двенадцатом часу ночи скрипучий мужской голос сообщил мне по телефону, что Аддина и Шах совершенно определенно находятся в Малайзии. Потом звонивший представился корреспондентом одной из ведущих газет и спросил, как я могу прокомментировать это сообщение. Вместо ответа я разрыдалась. Ян вырвал у меня трубку, чтобы узнать, с кем я говорю, но журналист, не дав ему произнести ни слова, немедленно потребовал рассказать ему всю историю похищения и поисков. Когда Ян отказался и обвинил его в распространении непроверенных слухов, а также в непрофессионализме, потому что ни один настоящий журналист не станет в полночь звонить жертве преступления, для того чтобы выяснить детали истории, которая вот уже две недели подробно освещается на первых страницах всех газет, тот начал оскорблять его и, грязно выругавшись, повесил трубку. На следующий день Ян сообщил о поведении журналиста издателю, и газета принесла нам извинения, но я после этого происшествия поняла, что, хоть и являюсь по-прежнему членом журналистского сообщества, а также жертвой преступления, некоторые мои коллеги поспешили сделать вывод, что, раз я способна так решительно бороться за своих детей, значит, мне не больно. Как же сильно они ошибались! Мне было ужасно больно, так больно, будто у меня вырывали сердце, но все-таки я боролась. Я просто не видела другого выхода.

В те дни, чтобы выжить, я мысленно надевала на себя шоры и, не замечая ничего вокруг, видела только цель впереди. Ян, Джордж и Деб продолжали уговаривать меня поесть и отдохнуть хоть пару часов, но мне казалось, что каждую минуту, потраченную на еду или отдых, я краду у Аддина и Шах. А кроме того, за прошедшие две недели я почти позабыла, что означают эти слова.

25 июля 1992 года. Суббота. 23.15

Именно в этот момент я узнала, что моя жизнь кончена. Мне слишком тяжело вспоминать об этих днях, поэтому я просто приведу здесь несколько страниц из своего дневника:

Я не спала уже больше сорока двух часов. Желудок будто стянут тугим узлом, мозг просит о передышке, руки непрерывно трясутся, и сегодня я заметила, что волосы начали выпадать целыми прядями. Господи, я готова душу продать тому, кто вернет мне моих детей! Бледный как смерть Ян несколько минут назад задремал в кресле. Вокруг нас сидят и стоят, устало прислонившись к стене, наши друзья – все они тоже не спали уже более полутора суток, все они боролись за возвращение наших детей. Джон только что уехал и увез с собой едва живых от усталости Надин и Джошуа. Лилиан уехала час назад и вернется завтра утром. А я пока попытаюсь проанализировать, что случилось за последние двадцать четыре часа.

Вчера ночью, в четверть двенадцатого, чиновник Министерства иностранных дел Дэвид Руттер позвонил Лилиан домой, чтобы сказать ей, что «дети в данный момент находятся в Индонезии и направляются в Малайзию». Он наотрез отказался сообщить какие-либо подробности. Лилиан немедленно позвонила Джону и договорилась встретиться с ним у нас дома. Когда около полуночи они вдвоем неожиданно приехали к нам, я поняла, что сейчас услышу плохие новости. Через несколько минут к ним присоединился и Дэвид Абрахам, управляющий юридической фирмы, и одного взгляда на лица этих троих людей мне хватило, для того чтобы окончательно свалиться в бездну отчаяния и бессильного гнева.

Немного позже той же ночью я сама поговорила с Дэвидом Руттером, но он не сказал мне ничего нового и только продолжал как заведенный повторять, что «дети в данный момент находятся в Индонезии и направляются в Малайзию». Я пыталась выяснить, кто именно видел их, на каком из островов и в каком они были состоянии, но мистер Руттер очень холодно отказался отвечать на мои вопросы. Это явное нежелание властей делиться информацией со мной, матерью Аддина и Шахиры, привело меня в такую ярость, что я тут же сообщила Дэвиду Руттеру все, что думаю о нем и его министерстве. Как могу я защитить своих детей, если собственное правительство отказывается предоставить мне необходимые сведения? Дэвид Абрахам забрал у меня трубку и продолжил разговор с чиновником. Тот рассказал ему, что в настоящее время сенатор Гарет Эванс, министр иностранных дел, находится в Маниле, где принимает участие в конференции стран-участниц АСЕАН. Несколько часов назад его проинформировали о ситуации, и он уже разговаривал по этому поводу с господином Али Алатасом, министром иностранных дел Индонезии, а сейчас пытается встретиться с министром иностранных дел Малайзии, тоже присутствующим на конференции.

Услышав об этом, я вырвала трубку у Дэвида Абрахама и очень решительно заявила Руттеру, что ни при каких условиях сенатор Эванс не должен соглашаться, если правительство Малайзии попытается навязать ему какую-нибудь сделку: например, отдать одного ребенка в обмен на обещание не препятствовать выезду другого. Хорошо зная Бахрина и то, насколько сын для него важнее, чем дочь, я не сомневалась, что в крайнем случае он попытается выдвинуть такие условия. «Не смейте ни на что соглашаться, не спросив у меня! Не смейте! – кричала я в трубку. – Ради бога, скажите мне, где мои дети!»