…Нападение на деревню Перечицы вызвало немедленную организацию партизанского отряда (может быть, первого в истории Лужского края. – А. Н., О. Н.). Как доносил новгородский воевода: „Собрався… из иных из окольных деревень… крестьяне с ружьем человек с 40 за ними (шведами. – А. Н., О. Н.) ходили“.

Крестьянский отряд не посрамил себя в отличие от отряда, посланного ему на помощь тесовским воеводой князем Богданом Елецким и состоящего из 40 человек „дворян и детей боярских“. Последние, достигнув Перечиц и не встретя врага, дальше продвигаться не рискнули „для того, что те неметцкие люди пошли назад за рубеж крепкими месты и в тех местех чаяли у них больших неметцких людей“. Преследовать врага, чтобы отбить своих, пришлось одному крестьянскому отряду, которого не устрашила возможность встречи с „большими неметцкими людьми“».

Церковь в Перечицах скорее всего восстановили в начале XVIII в. Во всяком случае, ее исповедальные росписи нам известны с 1737 г. В них мы встречаем имена уже знакомого нам Андрея Павловича Пушкина и его родителей: к тому времени умершего Павла Пушкина и его супруги, 40-летней Анны Воиновны (урожд. Муравьевой). Самому Андрею Павловичу в 1737 г., как значится в исповедальной книге, исполнилось 5 лет, что значительно расходится с общепринятой датой его рождения в 1728 г.

Перечицы были вотчиной этой линии Пушкиных с 1570-х гг. Не исключено, что одним из сожженных шведами в Перечицах помещичьих дворов стала усадьба деда Андрея Павловича Пушкина – Кирилла Ильича.

Брак Елизаветы Абрамовны Ганнибал с Андреем Павловичем Пушкиным совершен в 1754 г. Так впервые, за 42 года до свадьбы родителей А. С. Пушкина, род Ганнибалов соединился с родом Пушкиных. Более того, этим же браком было заложено сближение старшей и младшей ветвей самого пушкинского рода. Дело в том, что представители старшей ветви Пушкиных оказались на поместьях в Новгороде, «и в силу сложившихся исторических судеб они долгое время служили не московским государям, как предки поэта, а новгородским не то что князьям, но даже владыкам. От этой, хотя и старшей ветви, остальные Пушкины пытались отмежеваться как от захудалой», говоря „А мы… новгородцами… быти не хотим, и ими не считаемся, а считаемся мы своею лествицею“, то есть родословной» (В. П. Старк).

Андрей Павлович Пушкин выходит в отставку в 1762 г. в чине подполковника и последние годы жизни проживает в своей перечицкой усадьбе. Если верить исповедальным росписям, то он умер, еще не достигнув 40-летнего возраста. Относительно его ранней смерти в обществе, и особенно среди его родни, ходил довольно мрачный слух. В его смерти обвиняли его жену, дочь арапа Петра Великого – Елизавету Абрамовну. Считали, что он был убит в Перечицах – ею ли самой, или по ее наущению мужиками. Правда, несмотря на всю тяжесть такого обвинения, «следствия о том убийстве не было».

Сама Елизавета Абрамовна, двоюродная бабушка поэта, намного пережила своего несчастного супруга. Как недавно стало известно, она умерла 27 ноября 1815 г. и погребена в Перечицах, вблизи Георгиевской церкви.

Попутно отметим, что пятью годами раньше там же, у церкви, похоронена и младшая сестра Елизаветы Абрамовны – Анна, в замужестве Неелова, знакомая нам по Влешковичам и Заплотью. Последние годы жизни она прожила в своей усадьбе в с. Большое Замошье, в 3 верстах к северу от Перечиц. В исповедальных ведомостях перечицкой церкви за 1737 г. встречаем среди владельцев усадища Замошья имя ее свекрови – Татьяны Яковлевны, 56 лет и дочери последней – Варвары Степановны Нееловой, 19 лет.

Как известно, муж Анны Абрамовны, С. С. Неелов, похоронен на Верхутинском погосте, вблизи нынешней д. Заплотье. Почему же его супруга не оказалась захороненной рядом с ним? Вероятно, из-за того, что она умерла 9 (21) апреля, в самое время весеннего бездорожья, когда переправа из Перечиц на другой берег Оредежа еще не навели, и тело этой дочери Ганнибала было решено похоронить у перечицкой церкви. Большое Замошье оставалось в роду Нееловых еще целое столетие.

По сведениям за 1838 г., в с. Перечицы находилось уже три господских дома, из которых один принадлежал дочери Елизаветы Абрамовны Пушкиной – Елизавете Андреевне, вышедшей замуж за Карпа Афанасьевича Боровского (1754–?), уволенного в отставку с чином поручика. У них родилось три дочери: Анна, Мария, Александра, но ни одной из них не пришлось стать владелицей Перечицкой усадьбы.

Две другие господские усадьбы принадлежали некоей «Федоровой и дочери ее майорше Пущиной» и титулярному советнику И. В. Козловскому. Последний «откупил у остальных владельцев все части села… построил к западу от усадьбы мельницу, завел в селе магазин» (Н. В. Мурашова, Л. П. Мыслина).

К началу XIX в. церковь в Перечицах заметно обветшала. По этой причине местные помещики из числа прихожан (перечицкий приход был образован в 1779 г.) обратились в губернские церковные инстанции с ходатайством разрешить им построить в Перечицах каменный храм взамен ветхой деревянной Георгиевской церкви. Но это намерение осталось неосуществленным.

В 1847 г. Козловский продает перечицкое имение, куда входила (читатели, наверное, помнят) и уже рассмотренная нами пустошь Минкино (см с. 171), действительному статскому советнику Андрею Филипповичу Оболенскому, профессору Царскосельского лицея.

Благодаря А. С. Пушкину, нам интересно все, что связано с историей Царскосельского лицея, тем более если это касается таких по-своему приметных личностей, каким был А. Ф. Оболенский (1793–1871). В «Русском биографическом словаре», где ошибочно приведена дата его рождения – 1789 г., указано его происхождение из духовного звания. Следовательно, Андрей Филиппович не принадлежал ни к одной из ветвей княжеского рода Оболенских.

А. Ф. Оболенский перешел на службу в Лицей в 1816 г., за год до первого, то есть пушкинского, выпуска. С 1817 г. он занимает должность профессорского помощника, с 1826 – адъюнкт-профессора и в 1833–1861 гг. находится в звании профессора нравственных наук, читая лекции по гражданскому и финансовому праву, вопросам общественного благоустройства и благочиния, выйдя в отставку в 1861 г. По ряду авторитетных отзывов, например академика К. С. Веселовского, бывшего лицеиста, лекции Оболенского строились в расчете на доступность для слушателей, «это был бесспорно умный и знающий человек», лицеисты слушали его внимательно и охотно. Правда, некоторым казалось, что свои предметы Оболенский читал «наискучнейшим образом».

Нам кажется, что недоброжелательных мнений об Оболенском было бы намного меньше, не доведись ему долгий срок – с 1829 по 1843 г., кроме профессорства, исполнять обязанности лицейского инспектора.

Надо отметить, что к 1830-м гг. Лицей стал совсем другим, чем во времена А. С. Пушкина. Лицейская республика осталась в прошлом. В 1822 г. «железная рука Аракчеева» передала Лицей Управлению военно-учебных заведений. Обстановка в Лицее становилась все более казарменной. В обязанность инспектора и гувернеров вменялось «иметь внимательное наблюдение» за нравственностью лицеистов и «почасту внушать воспитанникам… что вежливость и знание приличий есть первый признак образованности». А. Ф. Оболенский, который, по словам все того же академика Веселовского, «был добрым человеком», старался усердно следовать этим предписаниям, чем, конечно же, вызывал негодующую реакцию не только у части своих подопечных, но и у бывших лицейских наставников, например у отставного директора Лицея Е. А. Энгельгардта. Последний писал соученику Пушкина В. Д. Вольховскому, что ныне Лицеем «управляет Оболенской, низкий фарисей, основывающий все воспитание на постыдной системе подслушивания за дверьми, на изловлении и краже записочек по ящикам, и даже доходил до того, что приучивал воспитанников делать тайные доносы на товарищей».