Фронтовику-коммунисту подобная профессия казалось стыдной, он видел сына либо врачом, либо инженером. И неизвестно, как сложилась бы судьба мальчика, не повстречайся на его пути балерина Анна Удельцова, танцевавшая в свое время еще в труппе Сергея Дягилева. Именно она поддерживала Рудольфа в его стремлении овладеть искусством танца и поехать на учебу в Ленинград. Наверняка отец теперь сожалел о том, что не настоял на своем.

Телеграмма от матери и вовсе состояла всего из двух слов: «Возвращайся домой».

Однажды Фарида даже позвонила сыну и принялась уговаривать вернуться домой. Выслушав слова матери, Рудольф сказал ей:

— Мама, ты не задала мне главного вопроса: счастлив ли я. Так вот знай, я — счастлив!

Разговор был окончен. А спустя много лет в Советский Союз с визитом прибыла королева Иордании. К удивлению встречающих, Ее Величество попросила организовать ей поездку в Уфу. А там отправилась по записанному заранее адресу — к матери Нуриева.

Королева произнесла много добрых слов в адрес Рудольфа, с которым была дружна ее дочь и которым восхищалась сама. Собираясь покинуть дом Фариды Нуриевой, королева Иордании сказала, что женщина может гордиться своим сыном, как это делает весь мир. Но Фарида ответила, что ее гордость была бы настоящей только в том случае, если бы сын работал на благо их социалистической родины.

Карьера самого Нуриева на Западе развивалась не так стремительно, как ему хотелось. Но не для того он рисковал жизнью, чтобы сдаваться. И не прогадал. Он находился в Копенгагене у Брюна, когда услышал звонок из Лондона. Минуло всего пять месяцев новой жизни. И вот судьба уготовила ему встречу с легендарной Марго Фонтейн.

Самой, пожалуй, известной балерине мира было на тот момент 43 года, Рудольфу — 24.

Нуриев вспоминал о знакомстве с Марго: «С первой секунды я понял, что встретил друга. Это был самый светлый момент в моей жизни с того дня, как я оказался на Западе».

Потом он будет говорить, что они с Марго читали мысли друг друга. И даже признается, что именно Фонтейн была той единственной женщиной, на которой мог бы жениться.

А сама Марго в конце жизни вспоминала не только гениальный танец своего партнера, но и яркий ум Нуриева. Уже во время первой пресс-конференции Рудольф, несмотря на свой скромный английский, сумел очаровать журналистов и с легкостью и юмором ответить на самые острые вопросы.

В Лондон Нуриев прилетел под именем Романа Джасмина. Но конечно же его быстро узнали. После выступления Руди и Марго в «Лебедином озере» их вызывали на сцену 89 раз!

Пришлось, правда, рабочим сцены платить двойной гонорар — они не успевали до утра разобрать декорации. Публика не хотела расходиться! Но о таких мелочах никто и не думал — на глазах рождался самый великий танцевальный дуэт XX века.

Невероятным успехом пользовалось их выступление в балете «Жизель». При том, что Марго первый раз танцевала этот спектакль за год до появления Рудольфа на свет.

Говорили, у Марго и Руди быстро завязался роман. Подобные разговоры подогревал балет «Маргарита и Арман» по роману «Дама с камелиями» Александра Дюма, который выдающийся хореограф Фредерик Аштон поставил специально для этой пары. Слишком уж чувственным было исполнение Марго и Рудольфа.

Они были правда великими артистами. На полном серьезе утверждали, что Фонтейн родила ему дочь. Но, скорее, это всего лишь один из мифов. Марго была уже не в том возрасте и не в том физическом состоянии, чтобы родить. Но матерью она благодаря Нуриеву все-таки стала — самому Рудольфу.

Между ними со временем действительно завязались самые трепетные отношения. Потом Рудольф не раз летал через океан проведать смертельно больную Марго.

А пока, после триумфального выступления с Марго Фонтейн, 24-летний Нуриев был тут же зачислен в труппу Королевского балета, его стали приглашать выступить перед членами королевской семьи.

Для него вообще больше не существовало границ — ни территориальных, ни человеческих. Его друзьями становились самые известные люди мира — от актеров до глав государств. Как-то Нуриев оказался в Овальном кабинете в Белом доме. Стоило Джону Кеннеди на минуту выйти из своего кабинета, как Рудольф уселся в президентское кресло и заявил своей подруге Джеки Кеннеди: «Я — властелин мира!»

И таким — знающим себе цену и не испытывающим страха перед самым неожиданным поступком — Нуриев был уже в балетном училище.

Его однокурсница, Чукуртма Гудиашвили, рассказывала мне:

— Никому и в голову не могло прийти, что Нуриев станет таким знаменитым танцовщиком. В училище Рудольф вообще не производил особого впечатления — обыкновенный прыщавый подросток, который постоянно щипал нас, девчонок. Раскрываться он начал только на последнем курсе, когда в нем что-то словно прорвало.

Мужским классом он занимался у Александра Пушкина, но часто приходил и на женский класс и удивительно ловко проделывал все па, которые танцевали мы. Он был своевольным уже тогда.

Его после училища оставили в Ленинграде. Я через год опять приехала туда, мне хотелось встретиться с друзьями.

И на улице встретила Рудика. Он тогда танцевал в Кировском, ныне Мариинском театре. «Я сегодня танцую Принца в „Спящей красавице”, - сказал он мне. — Приходи». Я не поверила, а Нуриев настаивал: «Приходи и поверишь». Я пришла и сразу увидела — он был первач в танце.

За границей Нуриев танцевал по 250 спектаклей в год, получая за каждый выход на сцену громадные гонорары. При этом в свое время великий Вацлав Нижинский, с которым сравнивали Рудольфа, за всю свою карьеру станцевал столько же спектаклей.

По сути, он стал первой суперзвездой от балета. Даже когда Нуриев уже болел СПИДом и не мог танцевать, как прежде, зал все равно ревел от восторга, зрители готовы были выкладывать какие угодно деньги за то, чтобы только взглянуть на живую легенду.

Легенда была рукотворная и создана самим Руди.

Откуда татарский юноша мог знать, как себя надо вести с прессой и телевидением? Но он знал и никогда не ошибался. Как-то умудрился, едва ли не единственный в истории, одновременно дать интервью двум конкурирующим журналам — Time и Newsweek. Издания, вместе с посвященными Рудольфу обложками, вышли одновременно тиражом в пять миллионов.

Нуриев вкладывал деньги в недвижимость, антиквариат и коллекцию картин. Прохожие по набережной Вольтера, что напротив Лувра, могли вечерами сквозь освещенные окна квартиры Нуриева видеть шедевры мировой живописи, которые по ценности иной раз давали фору своим собратьям из здания на другом берегу.

Нуриев покупал острова и скупал акции, каждый вечер созваниваясь со своими финансовыми директорами и требуя отчета.

Но вкусы при этом у него оставались прежними. Из еды он любил бифштекс и чай с лимоном. А любимым времяпрепровождением для него по-прежнему была работа.

Собственно, ради этой возможности реализовать себя он и остался за границей. Свобода была нужна ему прежде всего для того, чтобы творить.