– Нет, ну я же хорошо слышал крик… Далекий такой, тихий, словно из-под земли.

– Из-под земли? – переспросил Раничев. – Подвал или погреб!

Они быстро спустились вниз и начали шариться по первому этажу. Если б не опытный в таких делах Тайгай, Раничев никогда б не обнаружил вход в подполье. Ордынец остановил его, отдернув плотную шторку, – здесь! Протянув руку, Иван нащупал обитые холодным металлом доски. Дверь! И – накрепко запертая изнутри. А за нею… за нею раздался вдруг крик – теперь его хорошо расслышал и Раничев.

– А старуха неплохо развлекается по ночам, – с ухмылкой заметил Тайгай. – Как думаешь, она там одна?

– Должна быть еще служанка, зинджка.

– Ах, зинджка… Ну-ка отойди…

Иван придержал ордынца рукою:

– Не стоит ломать дверь, которую могут открыть. – Он припал губами к щели и загундосил:

– Матушка Зульман, открой… Это я, Фируза.

За дверью притихли, потом раздался ритмичный скрип, словно бы кто-то поднимался по лестнице, дверь чуть-чуть приоткрылась, и сквозь нее прорвался во тьму дрожащий луч света. На черном, словно намазанном гуталином лице сверкнули белки глаз.

– Фируза?

Раничев распахнул дверь и тигром ворвался внутрь, кубарем полетев с лестницы вместе с чернокожей служанкой. За ним в желтоватый полумрак подвала влетел Тайгай.

Представшая их глазам картина напоминала кадр из фильма ужасов. Вкопанный в землю столб с привязанным к нему обнаженным девичьим телом, чадящий светильник, разложенные на небольшом столике орудия пыток. И окровавленный кнут в руках потной, до пояса обнаженной старухи. Она оказалась крепка и жилиста, даже Тайгаю не сразу удалось ее скрутить, да и Раничев не меньше его возился с чернокожей служанкой – та кусалась, царапалась, верещала – хорошо, ордынец догадался плотно прикрыть за собой дверь. Накрепко связав старуху и негритянку, приятели наконец смогли заняться той, ради которой, собственно, и затеяли всю эту игру. Бледная от ужаса девчонка смотрела на них широко распахнутыми глазами. Грудь ее, крест-накрест, пересекали следы от ударов. Видно, старуха только что начала развлечение.

– Одевайся, – шепнул Иван, бросая Евдоксе халат.

Тайгай тем временем наседал на старуху.

– Если ты не скажешь, где лежат драгоценности, старая… – угрожающе шипел он, – … я испытаю на тебе все твои приспособления, начну с кнута… Ну же!

– Они там… – с ненавистью глядя на ордынца, проскрипела Зульман. – У меня, в покоях.

– Врешь, старая!

– Я покажу…

Как мог успокоив Евдоксю, Иван тронул князя за плечо – пора.

– Что это за шум, там, на улице? – дико вращая глазами, возопил вдруг тот. – Стража? Нас выдали, Муса! Скорей бежим отсюда… Хватай ту красивую девку! – Он повернулся лицом к негритянке. – А я прихвачу зинджку. Думаю, на рынке за нее дадут немало…

Замотав служанке лицо – так чтоб не орала, – Тайгай перекинул ее через плечо.

Оставив до крайности обозленную старуху в подвале, друзья быстро выскочили во двор…

– Евдокся… – разматывая лицо, прошептал Иван.

Та ахнула:

– Милый…

– Надевай накидку. – Раничев быстро снял плащ. – И иди за Тайгаем.

– А, так вот это кто!

– Быстрее…

Он возвратился в свою комнату, чувствуя, как горят от возбуждения щеки.

– Прощай, – приглушенно бросил Тайгай, захлопнув дверь. Лязгнул засов…

– Ну что ж, в целом отдохнули неплохо, – вытягиваясь на ложе, улыбнулся Раничев. – Только зачем он прихватил зинджку?

На следующее утро, как всегда, заявился Халид.

– Что было, что было… – взволнованно качал головой он.

– Ну-ну, не томи, рассказывай!

– Я сам-то не видел, сам знаешь, праздник у меня был. Все рассказала Зейнаб, служанка, сначала до гарема дошло, а потом и до нас…

В рассказе фарраша со слов зинджки ночное происшествие выглядело так. Поздно ночью, связав сторожа и прислугу, в дом ворвались разбойники из шайки Кривого Муртазы. Черные, в черных накидках, с закрытыми лицами – ну в точности так, как люди и говорили про Муртазу. В поисках добычи перерыли весь дом, да ничего не нашли – хозяйка гарема Зульман все ловко спрятала. Пытали и Зульман, да та держалась стойко – не выдала, пришлось-таки ночным татям убираться несолоно хлебавши. Только прихватили с собой двух женщин – продать на базаре – урусутку, младшую жену бека, и чернокожую служанку. Зинджка оказалась умной – сбежала, как только представилась возможность – связали-то ее, как оказалось, не так и крепко. Завидев стражу, бросили в канаву, к дувалу, тут она и развязалась да поползла – быстренько, быстренько… Так ведь и уползла – разбойникам не до нее стало.

А сегодня с утра самого пошла хозяйка Зульман к муфтию за советом. Стоит ли заявлять о пропаже? Муфтий подумал-подумал да и сказал, что о грабеже сем предерзком пускай уж сам хозяин-бек по приезде заявит, коли будет на то его высокая воля.

– Так пока и не заявили, однако муфтий приметы разбойников записал со всей тщательностью. – Фарраш, поклонившись, ушел.

– Записал со всей тщательностью, – передразнил его Раничев. – Вот волки тряпочные!

Он снова улегся – по велению бека ни к каким работам его не привлекали, как под страшным секретом поведал Халид – боялись. Слухи о том, что пленный урусут – предсказатель и черный маг, не хуже магрибских, ходили по дому с первого дня прибытия Ивана. Обстоятельство сие имело две стороны, как хорошую – лежи себе сутками напролет, бей баклуши да в носу ковыряй, красота! – так и плохую – со скуки можно было умереть, если б не тот же Халид да не Тайгай. Пользуясь частыми отлучками домоправителя Нусрата – тот нашел-таки себе мальчика в дальней майхоне, сукин кот, не побоялся и шариата! – честолюбивый слуга появлялся в покоях пленного урусута все чаще и чаще. Иван его не прогонял, наоборот, всячески поддерживал разговор да при каждом удобном случае еще больше разжигал честолюбие фарраша, превознося его ум и честность в самых хвалебных выражениях. Он уже знал такие, научился от того же Халида и не упускал возможности совершенствовать познание в языке, пусть даже пока только в том, на котором говорили простолюдины, – тюркском, утонченные аристократы предпочитали пользоваться фарси.

Когда слуга уходил, Раничев заваливался на ложе и думал. Размышлял о том, правильно ли поступил, не воспользовавшись предложением Тайгая и не убежав тогда, во время похищения Евдокси? По здравом размышлении решил, что – правильно. Ведь ему нужна была встреча с Тимуром, хотя бы в качестве предсказателя, Энвер-бек ведь вполне может это устроить, да и устроит, наверное, уж всяко не выдержит, похвастается. А убежав, в качестве кого он может оказаться перед очами эмира? Только лишь в качестве пойманного разбойника, которого, вполне вероятно, сразу и казнят. Нет, следовало набраться терпения и ждать. Плюс ко всему говорили, что в родные места вернулся и Абу Ахмет – человек со шрамом, к которому у Раничева накопилось ну очень много вопросов. Свидеться бы… Ну, Бог даст… Пока же, чтобы не терять зря время, Иван совершенствовал язык и учился обычаям. Всяких мелочных бытовых регламентаций в исламе хватало! Вот взять хотя бы еду. Казалось бы, куда проще? Ан нет! Одни кушанья надо было всегда есть сначала, другие – потом, нельзя есть на ходу, резать лепешку ножом – только ломать, дуть на горячую, держать кусок или чашу левой рукой – она считалась нечистой. Перед едой, несомненно, молиться, как и после оной. Не употреблять в пищу свинины и прочее… Раничев уж махнул рукой – все равно все не запомнишь, да и не собирался он переходить в мусульманство, не было что-то особой охоты.