Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Костер разгорелся, и теперь его треск заглушал шум морского прибоя.
– Ты шел куда? – спросил Андрей.
– Да, – вздохнул Харитонов. – Жизнь искал.
– Нашел?
– Нет.
– Я тоже искал, – глядя себе под ноги, признался Андрей.
– И как? – спросил странник.
– Тоже не нашел…
Потом они сидели молча, а между ними потрескивал костер.
– Спать надо, – мягко произнес Андрей, увидев, что луна готовится заплыть за горизонт.
Легли у костра на теплом песке. Андрей сразу захрапел. Харитонов некоторое время смотрел ему в лицо, потом усталость заставила его опустить голову на песок и закрыть глаза. Стало жарко, и во сне он немного отодвинулся от кострища.
И вдруг в уши ворвался стук. Харитонов заворочался, прогоняя этот шум из своего сна, но стук повторился, и пришлось страннику открыть глаза.
– Можно? – раздраженно спросил кто-то из-за железной двери камеры и снова постучал.
– Да! – сказал Харитонов.
В камере зажегся свет. Вошли двое: новый следователь и человек в белом халате, низенький и сутулый.
– Извините, что так поздно, – заговорил следователь. – Но Исаак Александрович завтра уезжает, а я очень хотел, чтобы он осмотрел вас. Я никому так не доверяю, как Исааку Александровичу, – и следователь с улыбкой посмотрел на человека в белом халате.
– Да ладно, ладно! – замахал ручкой Исаак Александрович. – Слышал я уже такие слова, а потом четыре года на нарах… Но я не обижаюсь, товарищ Сухарин, видит Бог, не обижаюсь! Вот если б расстреляли – видит Бог, очень обиделся бы!
– Хорошо-хорошо, Исаак Александрович, вот перед вами наш гражданин Харитонов. Поговорите, обследуйте и оставьте мне на столе заключение. А я уже ждать не буду – жене обещал к семи вернуться, а уже полвосьмого.
– Всего доброго! – поклонился человек в халате, провожая взглядом выпятившегося из камеры следователя.
– Ну, так что нас беспокоит? – дружески спросил он, подсаживаясь на нары рядом.
– Ничего… – сонно проговорил Харитонов.
– Таки ничего?! – Доктор ухмыльнулся. – Я не знаю таких людей, которых ничего не беспокоит. Видит Бог – не знаю. Может, они и есть, но уже умерли?!
Харитонов молчал.
– Ну хорошо, – вздохнул Исаак Александрович, – давайте поговорим быстро и освободим друг друга! Я тоже хочу домой! Скажите, вы вправду хотели все это, – он обвел рукой стены, – взорвать?
– Да, – ответил странник.
– Прекрасно! – воскликнул доктор. – Значит, все, что говорил товарищ Сухарин, – правда?
– Наверно…
– Отлично! – Доктор встал, не сводя доброго взгляда с Харитонова. – Вы только не обижайтесь! Я поставлю вам нехороший диагноз, но зато вы послезавтра ночью будете на свободе. Понимаете?
– Нет, – признался арестованный.
– Я напишу, что вы – душевнобольной. Только не обижайтесь! Видит Бог, вы – здравомыслящий человек, и я вам во многом завидую. Я труслив, и никогда бы не решился взорвать то, что мне очень не нравится. А вы… вами можно гордиться. Скажите, у вас есть кому вами гордиться?
– Наверно, нет, – Харитонов смотрел на деревянный пол с давно облезшей краской.
– Тогда я буду вами гордиться! – сказал доктор. – И следователь тоже будет! Так вы не обижаетесь?
Арестованный замотал головой.
– Вот и хорошо! – доктор улыбнулся сам себе и вышел.
Утром незнакомый зэк принес миску с кашей и алюминиевую кружку с чаем и сказал:
– Зона гордится тобой!
Харитонов позавтракал. У него еще с вечера болела голова, и чем больше он старался понять происходящее – тем сильнее она болела. Потом пришел еще один зэк и попросил зайти к следователю, если есть свободная минута.
Следователь обрадовался, увидев в дверях Харитонова.
– Хорошие новости! – сказал он. – Моя догадка подтвердилась. Так что этой ночью мы вас выпустим. К сожалению, из вашего имущества сохранилось только это… – Он достал из стола ноты композитора из Музлага. – Возьмите и вещмешок, конечно.
– А что мне делать потом? – спросил Харитонов.
– Вы свободны. Идите куда хотите. Знаете, где выход из тюрьмы?
– Нет…
– Хорошо, я попрошу кого-нибудь из заключенных показать вам. Ну, всего доброго в новой жизни! – Следователь встал из-за стола и протянул Харитонову руку; пожатие было искренним и сильным.
Ночью малознакомый зэк вывел Харитонова на улицу.
Стояла белая ночь. Дул приятный ветерок, издалека доносились гудки – то ли корабля, то ли паровоза.
Харитонов постоял несколько минут у ворот, посмотрел напоследок на тюрьму – в одном окне первого этажа старинного здания горел свет и был виден человек, сидящий за столом.
Странник вздохнул и пошел по безлюдной улице туда, где слышались гудки и другие механические звуки. Шел он вдоль невысоких домов, у парадных которых лежали неживые львы. Проходил мимо перекрестков и видел, что с некоторых постаментов исчезли головы основателя Родины. Это озадачило его, но не остановило. На очередном перекрестке он увидел стоящего навытяжку человека с ружьем в белой военной форме. От неожиданности Харитонов остановился. Но человек с ружьем не выказывал агрессивности и своей неподвижностью напоминал статую. Шаг за шагом странник миновал перекресток – но военный не обратил на Харитонова никакого внимания. Только глазами покосил, и то не поворачивая головы. Странник продолжил путь и уже не останавливался, замечая военных в белой форме, стоявших на каждом перекрестке.
Прошел мимо построенных рядышком двух мавзолеев – один был еще в строительных лесах. Остановился прочитать фамилии, выведенные белой краской: «Романов», «Соловьев». «Русские…» – подумал Харитонов и, внутренне успокоившись, пошел дальше.
Впереди показалось море, и Харитонов узнал наконец улицу, по которой он уже шел два года назад: это была та самая улица, которая вывела его тогда на пристань.
Военные в белой форме стояли навытяжку возле каждого дома.
На пристани опять что-то происходило: до странника долетали обрывки команд из громкоговорителя. У причала снова стоял огромный корабль.
Защемило сердце.
«Неужели они уничтожают еще один крейсер?!» – подумал Харитонов.
– Трап выше, еще выше! – командовал кто-то. – Грузовой трап левее!
Выйдя на пристань, Харитонов остановился.
Перед ним возвышался белый корабль-гигант с огромною трубою и малюсеньким красным флагом, свисавшим с флагштока.
«АТОМОХОД НОЙ» – прочитал странник название корабля.
– Всем приготовиться! – скомандовал голос.