– Так было несколько минут назад, – сказал «кабальеро», имеющий, видимо, самое прямое отношение к секретным карательным ведомствам. – Покуда я не заглянул в эти сундуки с прокисшим дерьмом. Ныне обстоятельства переменились в вашу пользу, товарищ полковник. Ликвидацию считаю нецелесообразной. Тем более пришлось бы переколотить и всех присутствующих. Много ненужного шума, а у меня еще на островах дельце…

– Ты решил уйти в автономное плавание? – спросил Одинцов. – Если я правильно понимаю ситуацию…

– Если ты правильно понимаешь ситуацию, – перебил его Алихан, – задерживаться тебе на Канарах не рекомендуется. Как и мне, впрочем. Кстати, вчера я говорил с Москвой. Твой начальничек с генеральскими погонами с должности снят. И – переведен в наш террариум. На днях он читал мне нотацию по телефону. Цитировал Хозяина: «решение надо доводить до результата», «пора развязывать гордеевы узлы»…

– Гордиевы.

– Они говорят «гордеевы». Так что делай выводы. – Убрав пистолет за пояс брюк, он одернул просторную шелковую рубашку. Сказал чеченам: – Все, бойцы, на выход. Свободны. Или хотите продолжить дискуссию?

«Чехи», шустро поднявшись с колен, бросились вверх по лестнице.

Вслед за ними отправился Алихан. На выходе обернулся, заметив осунувшимся братьям Оселли:

– У вас сегодня тоже большой праздник. День рождения. Отметьте его с помпой. С салютом и плясками. – И, многозначительно качнув головой, удалился.

– Сегодня действительно есть повод для торжества, – подтвердил Одинцов. – Если бы этот человек захотел бы стереть наши имена из книги жизни… Он стреляет быстрее, чем думает. А думает он быстрее компьютера.

– Так вы из КГБ? – проницательно отреагировал Джованни. – Это меняет дело. Мы найдем вам работу по специальности.

– Вы постоянно предлагаете какие-то крайности! – не без раздражения ответил ему полковник.

Мчась на «опеле» куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от нехорошего человека, от которого буквально разило кладбищенской благодатью, Аслан и Джамбик уясняли, что чудом выбрались из гибельного переплета, отмеченного противостоянием весьма могущественных сил.

Наконец, обретя достаточное самообладание, друзья, свернув к харчевне рыбацкого поселка, запарковали машину и, пройдя на открытую веранду, уселись за столиком, глядя на пену прибоя, выдававшую скрывшийся в ненастной темени океан.

Выбирая в меню самое дешевое блюдо, они, изнывая от унизительного безденежья, вновь и вновь преисполнялись обоюдным пониманием необходимости побыстрее покинуть остров опасных сюрпризов, чему, увы, опять-таки препятствовал неразрешенный вопрос с изысканием финансовых ресурсов.

Боевой дух, толкавший к отважному разбою, начисто испарился после пережитого стресса, смененный парализующей неуверенностью, и Аслан хмуро согласился с заискивающим предложением Джамбика попытаться продать верного железного коня, дабы выручить сумму, достаточную для возвращения на материк.

Подозвав толстого усатого хозяина харчевни, облаченного в фартук санитара (к счастью посетителей, не ведавшего, что именно эти иностранцы разворотили доставшуюся ему в наследство от конкистадоров пристройку к мельнице), Аслан отчаянными жестами глухонемого попытался объяснить, что им надо найти какой-нибудь авторынок для срочной продажи замечательного во всех отношениях немецкого автомобиля.

Хозяин, склонив голову набок, как заинтересованная обращенной к ней речью собака, терпеливо отслеживал драматическую жестикуляцию клиента, из которой почему-то вывел, что посетитель хочет заказать на ужин много-много закусок и – фирменное блюдо из стремительной по своим ходовым качествам акулы.

Умозаключения хозяина заведения, впрочем, остались для чеченцев тайной, и Аслан весьма озадачился, когда сутулый официант в лоснящейся безрукавке поставил перед ним огромную вазу с горой яблок – так осмыслилось кабатчиком упорно повторяемое клиентом слово «опель», расцененное в знакомой ему англоязычной версии как «эппл».

– Куда делся этот мудак? – вертя головой по сторонам в поисках исчезнувшего толстяка, спросил Аслан потянувшегося к преждевременному десерту Джамбика.

– Наверное, пошел смотреть тачку, – вгрызаясь в яблоко, как дворняга в колбасу, предположил оголодавший товарищ.

Мудак, опять появившийся на веранде, при виде азартно ворочающего челюстью Джамбика восторженно поднял в воздух оба больших пальца, пролопотав, что, дескать, «опель» – вери-вери гуд!

– Вроде понравилось ему… – шепнул Аслан, вновь призывая покупателя автомобиля к столу для обсуждения вопросов ценообразования.

Попросив карандаш, вывел на бумажной салфетке: «1500» и, не успев дописать заветный знак – перечеркнутое двумя штрихами латинское «S», обозначающее доллары, – получил бодрым похлопыванием по плечу полнейшее подтверждение лояльности кабатчика к указанной сумме.

– Си, сеньор, си!

– Амэрикэн долларз! – добавил Джамбик внушительно.

– Си, сеньор американо, си!

Знак «S», все-таки внесенный Асланом в договор о намерениях, вряд ли что мог сказать провинциальному испанцу, как и большинство его сограждан, уверенному, что при наличных расчетах в его стране имеет хождение исключительно местная валюта, а полторы тысячи песет, которыми, как он понял, располагали посетители, плату за ужин вполне покрывали.

– Фрита, – сказал кабатчик, ставя на скатерть поджаренный в кипящем масле картофель, посыпанный зеленью.

Как звучит слово «картофель-фри» по-американски испанец не знал, произнеся лишь половину словосочетания, ложно воспринятую Асланом как намек на бесплатное угощение[10].

– Фри? – на всякий случай переспросил тот.

– Фри, сеньор, фри!

Затем хозяина заведения, исчезнувшего на кухне, сменил прежний официант с огромным подносом всевозможных закусок.

Глядя на ломящийся от кулинарного изобилия стол, Аслан посетовал:

– Дешево тачку отдаем, прогадали, смотри, как они перед нами спины гнут…

– Кто знал! – глядя разбегающимися глазами на рябившие в них яства, механически проронил Джамбик.

Последовавшее за закусками внушительное горячее блюдо навело Аслана на мысль о возможном недопонимании кабатчиком поставленной перед ним задачи.

Обменявшись взглядом с товарищем, также, чувствовалось, заподозрившим неладное, он произнес:

– Не вышло бы лажи, а?

Джамбик, потупив взор, не ответил, обреченно уминая акулий бок.

Аслан, философски шмыгнув носом, подцепил вилкой запеченную в тесте креветку.

После пережитых потрясений, обильно залитых вином, возможные недоразумения с представителями частного общепита представились им в итоге не заслуживающей внимания чепухой.