Май постепенно научилась разбираться в общественных отношениях; благодаря этому она за относительно короткое время сумела найти место жительства семьи Итурральде. Дом стоял в отдалении от центра селения, на улице Медио. Это был крытый потемневшей от времени черепицей дом, сложенный из пропитанного влагой полированного коричневого камня, отдаленно напоминавшего обрубки стволов деревьев. Навстречу Май выскочил забавный пес, весь в рыжих пятнах. Он залился отчаянным, похожим на приступ бешенства лаем, не только сотрясавшим его с головы до ног, но и приподнимавшим на пару ладоней над землей до тех пор, пока он не начал задыхаться и хрипеть. Однако на Май его грозный вид не произвел ни малейшего впечатления, поэтому обескураженное животное решило поменять тактику и пошло за ней по пятам, принюхиваясь к ее запаху и недовольно ворча.

С одного боку к дому примостился небольшой сарай с отгороженной деревянным забором площадкой, где несколько кур клевало разбросанный на земле корм. Набравшись смелости, Май глубоко вздохнула и решительным шагом двинулась к входной двери. Осторожно постучала, ей открыла, вытирая руки передником, белобрысая тучная женщина, вся округло-овальная и с таким же круглым, как полная луна, усеянным бородавками лицом. Она вопросительно взглянула на Май сверху вниз:

— Чего тебе надобно, детка?

— Вы Грасия де Итурральде?

Не говоря ни слова, женщина с бородавками на лице сделала шаг назад и захлопнула дверь.

— Пожалуйста, сеньора, — умоляла Май, прислонившись лбом к двери. — Мне сказали, что я смогу найти ее здесь. Мне очень важно о ней узнать. Вопрос жизни или смерти. Ну пожалуйста…

Она еще несколько раз произнесла «пожалуйста», пока не осознала, что эта женщина не из тех, кого можно легко растрогать. Покрытый рыжими пятнами пес уселся неподалеку, наблюдая за происходящим, и Май показалось, что его морда растянулась в насмешливой улыбке. Униженно улыбаясь, она простояла около двери более получаса, внутренне возмущаясь людьми, которые располагают сведениями, но не делятся ими, а в итоге обрывается нить поисков, без которой нельзя найти любимых людей, и это несправедливо, несправедливо, несправедливо! Когда она уже была готова смириться с поражением, Луноликая вновь появилась на пороге, сжимая в руках метлу.

— Ты тут, часом, не порчу на меня наводишь? — недобро спросила она Май. — Что ты тут бормочешь, злодейка?

— Нет-нет! Я нет…

Женщина угрожающе потрясла своим оружием:

— Шагай отсюда или я тебя метлой вымету.

— Я не причиню вам вреда, сеньора, клянусь. — Май, опасаясь выволочки, пригнулась, заслоняя лицо руками, и крикнула: — Я не уйду, пока не поговорю с Грасией.

— Откуда ты такая выискалась и чем занимаешься? — теперь Луноликая сбавила тон и держалась менее настороженно.

— Меня зовут Май де Лабастиде д’Арманьяк, я знахарка, гадалка, целительница и парфюмер, служу Богу и помогаю добрым людям, в том числе вам, — выпалила она одним духом.

— Ворожея, что ли? — Женщина смерила незваную гостью презрительным взглядом: глазки ее напоминали две дырочки от укола шилом на помидоре.

Май не знала, стоит ли признаваться в своем занятии, — времена нынче не те, чтобы похваляться умением облегчать жизнь людям благодаря волшебному сочетанию заговоров и трав. Может, эта женщина боится ламий, спутала ее с одной из них и ничем ей не поможет или, что еще хуже, поднимет тревогу, а там явится Моргуй, и все кончится тем, что она тоже исчезнет в подземельях тайной тюрьмы святой инквизиции. Луноликая молча рассматривала девушку, оценила ее внешний вид, обратила внимание на одежду, на ее странные — блестящие и огромные — черные глаза, острые ушки лесного духа. И так продолжалось некоторое время, которое показалось Май вечностью.

— Теряешь время, красотка, здесь нет Грасии, а если бы и была, я бы тебе о том не сказала. — Женщина повернулась к ней спиной, явно намереваясь снова захлопнуть дверь у нее перед носом, однако повернулась, чтобы спросить: — Позволь полюбопытствовать, зачем это она тебе понадобилась?

Май почувствовала, что это ее единственный шанс, и пустила в ход весь свой дар убеждения.

— Видите ли, священник в Урдаксе, очаровательный человек, несомненно, — она пару раз откашлялась, чтобы выиграть время и выдумать что-нибудь похожее на правду, поскольку сама правда казалась слишком невероятной, — ему понадобились мои услуги в лечении птичьей чумы, из-за которой куры наполовину облезли. Ну, вы же знаете, что это такое.

Май неуверенно улыбнулась, указав взглядом на курятник, находившийся справа. И, поскольку Луноликая никак не высказала согласия, пустилась в объяснения:

— Помогла я ему в этом деле, а после и говорю, что собираюсь, мол, на днях отправиться в Рентерию, он мне и говорит, что там, мол, находится одна из самых любимых его прихожанок, Грасия де Итурральде и… В общем, он мне передал кое-какие вещи, которые она забыла у него в доме, чтобы я их привезла и… — Она замялась, заметив выражение подозрительности на лице женщины с бородавками.

— Понятно, понятно, ты посланница священника, а я — королева Франции. — Она с угрожающим видом ткнула в нее пальцем. — Я тебе скажу, кто ты такая… Ты лгунья, и, если не хочешь получить от меня взбучку, лучше скажи, что тебе надо на самом деле. И не вздумай увиливать, я вранье за версту чую.

Май и не сомневалась, что она еще и не на такое способна, и рассказала ей историю своей потери с самого начала. С того момента, как Эдерра послала ее за травами, а потом она, Май, вернулась в Сугаррамурди и ее не обнаружила. Не забыла упомянуть и о деревянной шкатулке с поручениями, переданной ей Голышом, о том, что произошло с Марией де Эчалеку, о неудачном визите к мужу Грасии. Она уверена, что это плохой человек, очень плохой, ужасный. Ее совсем не удивляет, что Грасия его покинула, потому что она, Май, даже подумала, что он ее убил, и что если она где-то и находится, то уж, конечно, у своей замечательной семьи, и что, в общем, может быть, Грасии известно что-нибудь о Марии и, может, Мария что-то знает об Эдерре, которую она, Май, любит, как родную мать, хотя та ей не мать. Май замолчала, потому что у нее кончился воздух в легких, и печально вздохнула.

— Возможно, Грасия единственный человек, который может помочь мне найти няню, — сказала она в заключение.

— Это самая нелепая и запутанная история, которую я когда-либо слышала, — рассмеялась женщина.

— Вы мне не верите?

— Как же! Напротив. Именно потому, что она странная, я тебе верю. Никому не сочинить такую сложную историю за считаные минуты.

— Так вы мне поможете?

— Если я и поверила в то, что ты хлебнула горя, это вовсе не означает, что мне следует помочь тебе выпутаться. Откровенно говоря, меня волнуют только собственные печали. Знаешь, детка, я ведь стреляный воробей, и покуда со мной не происходит ничего плохого, мне дела нет до чужих невзгод, особенно если они касаются кого-то из посторонних.

— Пожалуйста, сеньора, я вас прошу, я вас умоляю…