— У тебя не было выбора, — сказал он вслух, словно звук собственного голоса мог ему помочь.

Предсказатель медленно открыл глаза и сел, опираясь здоровой рукой о землю. Глаза и рот Хонока по-прежнему оставались открытыми, его лицо было искажено гримасой. Кирси вытащил кинжал из груди убитого и вытер окровавленное лезвие о рукав, пропитанный его собственной кровью. Он попытался встать, но у него так сильно закружилась голова, что он снова опустился на землю, борясь с приступом тошноты.

Гринса должен был исцелить плечо, но сомневался, что у него хватит силы позаботиться о себе. Он здорово перенапрягся этой ночью. Несколько минут предсказатель отдыхал, а потом на четвереньках подполз к лошади. С трудом поднявшись на ноги, он взял бурдюк с водой и вынул немного еды из притороченной к седлу сумки, затем вернулся к костру и тяжело упал на землю. Он выпил воды и заставил себя поесть, хотя копченое мясо и твердый сыр застревали у него в горле.

Положив здоровую руку на раненое плечо, Гринса закрыл глаза и сосредоточился, собирая остатки своей магической силы. Поначалу он ничего не почувствовал и похолодел от страха. Но потом волна тепла начала медленно подниматься внутри его — словно забил из-под земли теплый источник. Она прокатилась по груди и по здоровой руке, прижатой к ране. От целительного прикосновения онемение прошло, и плечо обожгла страшная боль. Кирси дернулся всем телом и сморщился, но не отнял ладони от раны, и наконец жгучая боль стала стихать. Казалось, он потратил на исцеление очень много времени — глубокая рана затягивалась медленно, — но в конце концов плечо зажило.

Гринса открыл глаза и увидел, что лес стремительно кружится вокруг него, словно огромный смерч. Он снова зажмурился, откинулся на спину и заснул, едва коснувшись головой земли.

Когда он пробудился на следующее утро, воздух уже прогрелся, хотя легкий туман между деревьями еще не рассеялся. Солнечный свет озарял листву над головой, и щебет зябликов и прочих певчих птиц наполнял лес. Было часов девять, возможно, десять.

Гринса осторожно сел и с облегчением убедился, что головокружение прошло. Он осмотрел плечо и поднял руку, проверяя, не болит ли рана. На плече по-прежнему багровел воспаленный рубец в форме серпа — скорее всего шрам останется до конца жизни, — но он мог шевелить рукой, почти не испытывая боли.

Усилием воли кирси заставил себя взглянуть на тело наемного убийцы. Над трупом кружили полчища мух с блестящими зелеными спинками. Они громко жужжали, густо облепив черную рану на груди, глаза и рот мертвеца. Гринса понимал, что должен похоронить Хонока. «Ты убил его». Но у него не было ни лопаты, ни сил, чтобы выкопать могилу, а если бы даже он и сумел разложить погребальный костер, существовала опасность того, что дым увидят из Кентигернского замка, находившегося всего в дне пути от этого места.

— Да простит меня Кирсар! — выдохнул Гринса. Он встал и направился к лошади, чувствуя лишь легкую слабость в ногах. Съев несколько кусочков мяса и выпив почти всю воду из бурдюка, он оседлал лошадь и уже собрался взобраться на нее, но вдруг остановился и снова посмотрел на Хонока.

Тихо выругавшись, он вернулся к телу, тяжело вздохнул, собираясь с силами, и оттащил его подальше в лес. Там он вырыл руками неглубокую могилу и засыпал тело землей и сухими листьями. Гринса не знал, о чем попросить богов, и потому в конце концов просто сказал: «Будь справедлив к нему, Байан. Найди для него место в своем Царстве».

Кирси двинулся обратно к лошади, но, увидев лежавший на земле кинжал убийцы, снова остановился. После минутного колебания он подобрал его и заткнул за пояс. Никогда не знаешь, когда второй кинжал может спасти тебе жизнь.

Гринса находился ближе к Кентигерну, чем предполагал. Он выехал из леса на широкую равнину, простиравшуюся перед городом, сразу после заката, хотя тронулся в путь поздно. В последний раз он был здесь с ярмаркой всего два месяца назад, но все же не мог не остановиться на несколько мгновений, чтобы полюбоваться суровой красотой величественного замка и крепостной стены. Безусловно, это был самый неприступный замок в Эйбитаре — возможно даже, во всех Прибрежных Землях, — и сейчас, глядя на него, Гринса задавался вопросом, не глупо ли с его стороны рассчитывать на успех. На протяжении многих веков стены крепости и холм, на котором она стояла, становились непреодолимым препятствием для войск Анейры и самых могущественных домов Эйбитара. Несмотря на его магическую силу и его тайну, кто он такой, чтобы пытаться в одиночку сделать то, что не удавалось всем тем людям?

Гринса снова согнул руку и слегка поморщился от тупой боли в плече, еще не прошедшей окончательно. Он знал, что ответ кроется в нападении Хонока. И в предательстве Кресенны.

С самого утра Гринса запрещал себе думать о девушке, но сейчас при мысли о ней у него мучительно стеснилась грудь и пресеклось дыхание. Усилием воли кирси овладел собой, заставив себя вспомнить о Тависе и о том, почему он находился здесь. Сын герцога нуждался в его помощи. Мальчик стоял на пути, еще никому не понятном, на пути, который лишь Гринса прозрел почти до самого конца. Только он один мог помочь Тавису; и одной мысли о Кресенне и о крайних мерах, на которые она пошла с целью остановить его, оказалось достаточно, чтобы он понял, насколько важно спасти мальчика. Какими бы грозными ни казались эти стены, он должен был попытаться. Кроме того (хотя немногие знали это), Гринса располагал собственным оружием — в своем роде таким же грозным.

После короткого привала он продолжил путь и достиг восточного въезда в Кентигерн за несколько минут до вечерних колоколов, возвещавших о закрытии городских ворот. Только в городе он спешился и повел лошадь в поводу через рыночную площадь по направлению к замку, не желая привлекать к себе внимание излишней спешкой. Он оставил лошадь у подножия холма, в общественном загоне, где стояло еще несколько лошадей и волов. Кирси не собирался надолго задерживаться в замке, но не хотел рисковать, оставляя животное на виду.

Бросив короткий взгляд через плечо и убедившись, что за ним никто не следит, Гринса начал подниматься по дороге, которая вела к замку. Силы быстро покидали его. Дневной переезд, хоть и недолгий, утомил кирси, и он еще не вполне оправился после схватки с Хоноком. Для того чтобы пройти мимо стражников, не требовалось особого напряжения магической силы, но Гринса знал, что ему все равно придется трудно, — тем более что на всех подступах к Кентигернскому замку было выставлено по два поста.

Ложь должна была быть простой. Для излишне затейливой лжи у него сейчас не хватило бы магической силы. Поэтому, когда первый стражник преградил Гринсе путь перед воротами, он сказал первое, что пришло на ум:

— Меня вызвал ваш герцог. Он нуждается в моем совете.

Как бы просто ни звучало такое объяснение, в большинстве случаев даже самый тупой стражник в королевстве усомнился бы в нем. Но Гринса сосредоточился и усилием мысли воздействовал на сознание мужчины.

— Ладно. — Стражник отступил в сторону и махнул рукой, пропуская его через ворота. — Герцог уже лег спать, но кто-нибудь устроит тебя на ночлег в замке.