Кристоф сидел слишком близко, и его запах, и эта близость, и сгущающиеся сумерки нервировали. Сильно нервировали.

По коже прошелся табун мурашек.

— А тебе и не надо ничего говорить. И так все видно. Первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я слышу о Ненна, именно такая, но стоит вспомнить это место… И я понимаю, зачем так держусь за проклятый богами город. Это озеро дарит надежду. Оно, кстати, так и называется — Джа’то.

— Древневампирский?

— Да, наш исконный язык. Ты же говорил, что не знаешь древних языков?

— Приходилось сталкиваться несколько раз, — отмахнулась, князь настаивать не стал.

Когда солнце скрылось за горизонтом, а на мир опустилась ночь, вампир поднялся и встал лицом к озеру.

— Смотри, — едва слышно прошептал он. Я развернулась и замерла.

Озеро светилось. Вся поверхность переливалась от голубого до темно-синего и индигового, оно дышало, оно жило, оно бросало отсветы на траву и деревья, закручивая причудливые тени, создавая архитектурные шедевры, рисуя узоры и фигуры невиданных зверей.

Столько света, столько красок, столько жизни. Кто бы мог подумать.

— Это невероятно!

Князь уже стоял у воды.

— Это просто невероятно!

Цвета словно пробуждали, словно дарили энергию.

— Да. Знаешь, в чем секрет?

— Магия? — выдохнула я, все еще не в силах отвести взгляд.

— Нет, — рассмеялся князь, рассмеялся тихо и легко, — это маленькие-маленькие животные, обитающие в озере. За день они накапливают свет, а ночью отдают его.

— Невероятно, — как заведенная, повторяла я.

— Да-да, — добродушно посмеивался надо мной вампир.

Сколько мы там пробыли? А какая разница?

Мы наслаждались, и любовались, и восхищались.

Сначала просто стояли и смотрели, потом я потрогала искрящуюся воду пальцем, потом сели на расстеленные плащи.

— Почему? — спросила, зная, что князь поймет.

— Ты хороший парень, Лист. И мне просто захотелось с тобой поделиться этой красотой. Показать ее кому-то еще. Дать почувствовать то же, что и я. Может быть, даже вспомнить, глядя на тебя, свои собственные ощущения, когда впервые увидел Джа’то.

— Странный вы, князь, — поделилась я своими мыслями.

— Новость тысячелетия, можешь выбить ее на табличке и повесить на ворота во дворце.

— И совсем не обязательно было ехидничать, — я растянулась во весь рост, Кристоф последовал моему примеру.

А, да твою-то мать!

Его запах и тепло тела окружили, словно одеялом, будто обняли.

— Прости, привычка, — пожал он плечами.

А меня вдруг прошибла дрожь. Мелкая, почти незаметная. Я бы даже не обратила на нее внимания, если бы она не повторилась опять через пару вдохов.

Пора валить.

— Пойдемте, князь, — поднялась первой, разрывая контакт между нашими телами. — Поздно уже.

— Да, — Кристоф грустно улыбнулся, не желая расставаться с этим местом. — Ты прав.

Мы в тишине надели плащи, в тишине вскочили в седла, а меня начало потряхивать уже ощутимее. Дрожали пальцы и руки, на горле начала стягиваться ледяная удавка.

Дерьмо.

Стоило выехать из леса, как дышать стало практически невозможно. Каждый вдох давался неимоверными усилиями, каждый вдох отзывался внутри иголочками, а затем и вспышками боли. Каждый вдох. Так невероятно тяжело.

Ненавижу холод.

Терпи, девочка, терпи. Это не больно и не страшно. Ну, почти.

Холод, везде холод. Внутри и снаружи.

Клыки давили на губу, и болели десны, будто кто-то загнал внутрь промерзший штырь. Перед глазами все поплыло, а ворот Ненна еще даже не было видно.

Терпи, девочка, терпи.

Ноги и руки отказывались двигаться.

Больно. Ужасно больно. Невыносимо больно.

Я тихо зашипела. Кольца на шее еще стянуло.

Больно.

— Лист, — тихий настороженный голос князя взорвал голову изнутри, рассыпавшись ледяными лезвиями.

Я зажала уши непослушными руками.

Больно. Как же больно. Как же холодно.

Я бы наверняка свалилась, но Кристоф каким-то чудом перетащил меня к себе в седло.

— Кретин! — тихо выругался князь. — Ты понимаешь, что неконтролируемую жажду нельзя терпеть: ты сойдешь с ума, она выжжет твой и без того крошечный мозг.

Он поднес собственное запястье к моим губам. Я плотнее сжала челюсти.

Нельзя. Нужно терпеть.

А запах темного дерева и давленого винограда манил. Он таял, он просился на язык, он взрывался оттенками. И сильнее скручивала боль, и сильнее трясло тело, и сильнее пробирал холод.

— Пей, — попытался Кристоф раздвинуть мне губы. Я застонала и из последних сил отдернула голову.

Не могу.

Нельзя.

— Сколько ты терпишь? — он убрал запястье.

— От… — кровь хлынула в горло потоком. Горячим, разносящим по телу жар, силу, мощь. Сладкая, такая сладкая. Необыкновенно вкусная и живая. Его кровь. Его запах. Его укоризненный, слегка взволнованный взгляд.

Каждая следующая капля возвращала к жизни, каждую следующую каплю хотелось подольше задержать на языке, каждую следующую каплю хотелось запомнить навсегда.

Но это было невозможно.

Я глотала так жадно, так яростно, словно в жизни никогда не пила крови, словно это мой первый глоток.

Неописуемо, нереально. Почти недосягаемое удовольствие.

— Хватит, — вампир отнял у меня запястье, и я слепо потянулась за ним, все еще одурманенная и завороженная.

Еще хотя бы глоток. Последний глоток.

Я облизала губы, подалась вперед. Все, что меня интересовало — кровь. Его кровь.

— Хватит, я сказал.

И я начала вырываться.

— Лист! — прогремело над ухом.

Пелена спала, я ошарашено уставилась на Кристофа. Остро ощутила его руки на своей спине, горячее тело прижатое вплотную ко мне, услышала дыхание, сердцебиение.

— Твою-то мать! — вырвалось прежде, чем успела даже все толком осознать. — Твою гребаную мать!

Кристоф Фрэйон, Великий князь Малейский