Господь на Всероссийский Престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного Царя из Дома Романовых»[17]. Кроме этого было сделано тайное постановление – просить Великого Князя Николая Николаевича возглавить монархическое движение. Послание это было подписано всеми иерархами, кроме архиепископа Анастасия и епископа Вениамина. Потерпев неудачу после Рейхенгалля, Высший Монархический Совет повел новую атаку уже от имени Священного Собора.

Попутно правые члены Собора зондировали почву, как отнесется генерал Врангель к выставлению лозунга «За Веру, Царя и Отечество» и выражали надежду, что с расселением в Сербии этот лозунг будет выкинут, ибо в противном случае армия потеряет всех своих друзей. Также попутно пускался слух о «бонапартизме» Главнокомандующего и давалось понять, что это обвинение может быть, в случае его упорства, пущено, как оружие против него.

Один из высших иерархов писал Главнокомандующему о своих впечатлениях на Соборе: «Подробно напишу после, потому что не все еще улеглось в сердце моем: нужно успокоиться. Карловацкий Собор выяснил многое. Мы все идем по пути духовного возрождения России. А конкретно скажу: к армии – хорошее отношение, хотя в некоторой части хотелось бы большего; но благоразумие сдерживало их. Однако, нужно предполагать их желание воздействовать на армию; но это уладится. К Вам – все чувствуют, что в данный момент Вы во главе дела стоите. Но некоторые опасаются бонапартизма, сколько их ни убеждают в обратном другие. Эта боязнь происходит из хороших намерений, поэтому не особенно вините таких людей. Понять – простить. Лично я теперь окончательно убедился, что основная Ваша линия поведения взята правильно. Помоги Вам Господь Бог! Хорошо, что Вы остались в стороне и не приехали на Собор. Божий Промысел – Вы должны быть в центре – и будете, и есть. Собор вызовет движение в эмиграции. Сначала оно будет неприятное; но конец будет полезным. Посему молю Вас со всею любовию пока не делать вывода окончательного». В таких осторожных и скупых выражениях описывает иерарх то, что у мирян вылилось в негодующие письма. Но в этой осторожности и скупости выявлена вся картина происшедшего. В отношении к армии картина ясна. На фоне «опасений бонапартизма» – «нужно предположить их желание воздействовать на армию». Вовлекши с такой легкостью в политическую орбиту один из столпов российской государственности на чужбине – Русскую Церковь – Высший Монархический Совет, конечно, не мог остановиться перед штурмом на другой столп – Русскую армию.

Первый пробный шаг был сделан вскоре после Карловацкого Собора и выразился в новогодней поздравительной телеграмме H. Е. Маркова. Дух этой телеграммы очень отличался от приветствия Рейхенгалльского Съезда.

H. Е. Марков писал: «Высший Монархический Совет, являясь выразителем настроения русских людей, признающих, что единственный путь к возрождению России есть восстановление в ней законной Монархии, перед наступлением великого Праздника Рождества Христова и Нового Года поздравляет христолюбивое русское воинство и шлет Вам и водительствуемым Вами доблестным бойцам свое горячее приветствие. Высший Совет твердо верит, что, пережив все ниспосланные тяжкие испытания, предводимая Вами армия со славою войдет в освобожденную Россию и составит основу будущей Императорской армии, которая, верная заветам предков, будет служить непоколебимым оплотом законному Государю и Великой Родине».

Генерал Врангель ответил: «От лица Русской армии и своего сердечно благодарю Высший Монархический Совет за поздравления. Русская армия, верная своим вековым знаменам и штандартам, вступает в Новый Год с прежней непоколебимой верой в правоту ее дела. Ее заветы неизменны – борьба за освобождение Отечества, не предрешая форм его грядущого государственного бытия. Со своей стороны шлю Вам и членам Совета искренния поздравления с Новым Годом».

Позиция Главнокомандующего оставалась прежней.

* * *

Те симптомы, которые наметились в постановлении Карловацкого Собора, начали мало-помалу выявляться. Уже 2 декабря 1921 г., военный представитель в Берлине доносил, что Высший Монархический Совет «начинает проявлять деятельность в направлении, казалось бы, не входящем непосредственно в круг его прямых задач. Я имею в виду определенно заметное стремление среди части членов Высшего Монархического Совета внести политику в офицерскую среду. У меня есть определенные сведения, что у Совета существует намерение включить в сферу своего влияния создаваемую им особую офицерскую монархическую организацию и возглавить ее популярным среди офицеров генералом».

Необходимо отдать себе ясный отчет в той опасности, которую представляла собой эта политика.

Мне пришлось уже раньше указывать, что левые друзья не находили доступа к сердцу армии. Причин этому было много. Едва ли не главная была та, что разрушение России было произведено «левым» курсом. Трудно было забыть и то, что, при борьбе с большевиками, армия была свидетельницей не только попустительства, но и прямого предательства левых групп: началось это с московского «соглашательства», предавшего защитников Временного Правительства в руки большевиков… и кончилось прямой изменой по отношению к Верховному Правителю – адмиралу Колчаку. Левые группы как-то сохраняли при всех обстоятельствах способность дружить с более левыми – и на поверку выходило, что, казалось бы, самые лояльные группы рядом звеньев как бы непрерывно соединялись с нашими врагами: здесь существовала какая-то странная круговая порука.

Правых нельзя было упрекнуть в этом. То, что не без некоторого основания проникло в левую печать – слухи о таинственных нитях между коммунистами и правыми – касалось только отдельных представителей правого крыла и притом скомпрометированных в самих правых группах. Правые группы поддерживали всегда дух непримиренчества.

Кроме этого, правые настроения были, конечно, ближе к армии чисто психологически. Русская армия родилась из старой Императорской армии, причем родилась не в противоложение ей, а ради продолжения того дела, которое было у нее насильственно вырвано: ради защиты родины.

Революция внесла перерыв в этой преемственной обязанности. В Русскую армию стеклись воинские чины с разных фронтов, перенесшие различную судьбу и различные влияния; но основой ее, ее кадрами, были старые офицеры и солдаты, прошедшие длинный путь службы, имеющие за собою старый опыт и – что еще важнее – несущие за собою вековую военную традицию.

В моменты активной борьбы, когда этим старым офицерам приходилось чуть ли не ежедневно водить войска в бой, их воспитательное значение не могло быть так сильно. Но когда войска очутились в изгнании, когда начальники всех степеней очутились лицом к лицу с массой, они естественно переносили на нее свое влияние, – и, прежде всего, влияние той традиции, которая, конечно, была монархической.

К этому надо добавить и отношение правых и левых групп к Русской армии в тот момент, когда она очутилась в изгнании: грубо говоря, отношение к армии было в прямой зависимости от места в политическом спектре. Левые группировки или травили армию, или признавали ее «постольку-поскольку», или оказывали