– У тебя усталый голос, – сказал он.

– Я просто лежу в гамаке и ничего не делаю, – ответила я.

Он рассказал мне всё как есть про детей.

– Рэйчел мне никогда не нравилась, – сказала я. – Я тебе когда-нибудь об этом говорила?

– Да, упоминала.

Он написал еще один е-мейл Бартаку, извиняясь и объясняя, что должен взять еще день отпуска по личным причинам и это, к сожалению, неизбежно. Это в самом деле было неизбежно. Он до сих пор не нашел человека, чтобы гулять с собакой. И еще ему нужно было разобраться с жалюзи и кондиционером. Он позвонил родителям. Он позвонил сестре. Он позвонил своей двоюродной сестре Шерри, живущей в Квинсе. Когда Шерри услышала, что случилось, она заплакала и предложила взять к себе детей на выходные.

– Мне кажется, мы к этому еще не готовы. Сейчас им лучше быть со мной.

– Ну хорошо, а можно мы тогда приедем в гости? Сводим вас всех поужинать куда-нибудь.

– Замечательно, с удовольствием.

Он жадно впитывал их поддержку и сочувствие, которые также отвечали на главный вопрос. Этот главный невысказанный вопрос, а именно «Кто виноват?», маячит на заднем плане любого развода, даже если супруги сообщают о нем совместным объявлением в фейсбуке. Ну что ж, сволочи, теперь вы знаете, кто виноват.

Его телефон издал паровозный гудок. Сообщение было не из больницы. Пришла эсэмэска от Нагид:

Может, согласишься на ужин у меня?

Что на это ответить? Он был полон решимости порвать с ней. Он был полон решимости уважать самого себя и потому ответить: «Нет, извини, мне нужна женщина, которая не боится показаться со мной на людях. Видишь ли, я многое претерпел и очень раним».

Но что если это – к лучшему? Может, это удачный вариант. Может, ничего другого он сейчас и не потянет. Он не в силах сейчас быть ничьим бойфрендом. У него пропала жена, у него на руках дети, за которыми нужен глаз да глаз, и человек, в которого он постепенно превращается, не годится для романтики. Но что-то ему нужно, а возвращаться к приложению он не хотел. Приложение теперь казалось ему обиталищем Содома и Гоморры. Прежде чем обратиться в соль, прежде чем пасть под гневом Господним, жители Содома и Гоморры вели себя именно так, как сейчас Тоби. Значит, приложение пока под запретом. Давайте сегодня вечером не будем его открывать. Сексуальная, почти романтичная связь с женщиной, запертой в башне, – необычный вариант. Но что он до сих пор получил от обычных вариантов? Да, он раним, но и она тоже. Ей тоже нужен друг. И еще он до сих пор улавливал следы ее ароматов на собственном теле, призрачными вспышками, хотя уже несколько раз принимал душ.

Он ответил:

Но сначала тебе нужно пообедать

Увидимся у меня вечером

Сет был в костюме. Он ходил собеседоваться на новую работу. Но это оказался стартап, организованный женщинами, поэтому, явившись на обед, Сет костерил на чем свет стоит политкорректность и тому подобное говно.

– Они меня спросили, как я собираюсь содействовать тому, чтобы компания стала интерсекциональной, – сказал он, когда Тоби подсел за столик. – Что это вообще значит? Я могу содействовать тому, чтобы компания зарабатывала деньги. Это я умею.

– Может, тебе эта фирма не подходит.

Сет некоторое время смотрел в пространство, потом переменил тему:

– Я собираюсь сделать предложение, – он произнес это с закрытыми глазами, словно репетируя роль в пьесе. – Я знаю одного чувака в Якутии, у него алмазная шахта, и он добывает эти алмазы, это конфликтные алмазы, но они самые лучшие. Их по закону запрещается тут продавать. – Он театрально растопырил пальцы обеих рук. – Что ты о ней думаешь?

Тоби не знал, что ответить:

– Она прелестна. Она молода. Как ты это выносишь?

– Да, именно так. Прелестна.

Руки Сета теперь лежали на столе. Ногти с боков были обкусаны до мяса. Они что, всегда были такие? Тоби не помнил.

– Ты правда хочешь жениться?

Тоби не мог поверить, что человек, наблюдающий все перипетии его семейной жизни этого лета, может вообще задумываться о браке – после Рэйчел, после всех лекций, которые прочитали Сету мы с Тоби. Тоби, наоборот, опасался, что, поглядев на него, развалятся несколько доселе абсолютно благополучных семей.

– Не то чтобы. Но если ты в определенном возрасте не женат, то кажется, что для тебя и место в мире не предусмотрено. Вселенная требует, чтобы у тебя была семья, а иначе так и останешься всеобщим приятелем-холостяком, с которым можно весело провести время, но который сам по себе ничего не представляет.

Тоби удивился, как тонко Сет на самом деле понимает свое место в мире. Возможно, это удивление было несправедливым по отношению к Сету.

– Мои родители умрут, и куда я тогда буду ездить на День благодарения?

– Я уверен, что Либби тебя пригласит, – сказал Тоби. Он сам еще не думал, что будет делать на праздники. – Я умею готовить.

– Да нет, у меня всегда куча приглашений. Но они обусловлены тем, что я еще привлекателен, ты понимаешь, о чем я? Это не то же самое, что иметь свое место в мире. Безусловных приглашений я не получаю.

Сет был прав. Все знают, что делать с разведенным мужчиной. Даже у разведенного есть куда пойти и с кем потусоваться. Над ним не висит невысказанный вопрос. Он висит лишь над теми, кто никогда не был женат. Какие тайные пороки скрывает здоровый мужчина, финансист, если он до сих пор не нашел себе пару?

Сейчас Тоби сидел и старался, чтобы его лицо отражало радость за друга. Как рад был Тоби, когда по возвращении в мир живых обнаружил Сета почти таким же, каким оставил: неутомимым бабником, сохранившим все или почти все волосы. В холостячестве Сета было что-то чистое и вечное: он любил тусовки, девушек и секс. Пока Тоби обдумывал развод, фигура Сета ободряла его, пожалуй, больше всех остальных. Но теперь он понял, что не замечал Сета. Не только в последние годы. Возможно, с самого начала их дружбы. Сет был живым человеком. А не просто фигурой, замороженной во времени и ожидающей, когда Тоби захочется с кем-нибудь погудеть. Конечно, Сету постоянно подворачивались возможности. Но беда в том, что он так и не преодолел условности, вбитые в голову родителями. Тогда его родители очень боялись, что жена сына окажется не из ортодоксов. А сейчас они очень боялись, что она окажется нееврейкой. А он беспокоился, что его жена окажется еврейкой, что он по какой-то инерции бросит свое большое самостоятельное плавание и станет копией своих унылых богобоязненных родителей. Все это наполняло его страхом.

По окончании университета Сет прославился тем, что закатывал тематические вечеринки у себя в лофте, в Вильямсбурге. Он устраивал вечеринки на тему Супербоула, для которых мазал себя черной краской под глазами, охоту за пасхальными яйцами (для этих вечеринок он одевался пасхальным зайцем) и тематические вечеринки по ситкомам (с Сетом в роли Грега Брейди из «Семейки Брейди»). Как-то он устроил вечеринку в стиле семидесятых годов, для которой сделал себе завивку и пришел в полурасстегнутой рубашке. Он даже почти уговорил гостей развлечься свингом, сложив ключи от машин в общую вазу. Ему почти хватило обаяния, личного магнетизма и энергии, чтобы добиться своего. Добрая половина женщин, присутствовавших на вечеринке, сложила ключи в вазу. Но позже остальные женщины пристыдили их и заставили забрать ключи. Тоби смотрел, как разбирают ключи, и испытывал колоссальное разочарование пополам с колоссальным облегчением.