– Сейчас все будет. Не волнуйся, – вновь утешил меня хорунжий.

И не обманул. Действительно, буквально секунду спустя сверху, где находился Овсеенко, раздались автоматные очереди. Слитные, в несколько стволов. Положив автомат, я схватился за баллон, поднимаясь на коленях. Скрываться или играть словами теперь не было никакого смысла.

Сбоку от нас, метрах в десяти, появились сразу несколько фигур атакующих. Диляров, резко перекатившись на бок, открыл по ним огонь. Срезал длинной очередью. И в следующее же мгновение в нас полетели гранаты.

Все это я заметил краем глаза. У меня было свое занятие, наверное, гораздо более увлекательное, нежели игры в войнушку.

Хорошенько размахнувшись, я метнул баллон вниз. Вращаясь, цилиндр улетел по склону, ломая кусты и сшибая ветви. Ухватившись за автомат, я поднял его к плечу, передернул затвор, лихорадочно оглядываясь направо. Черт побери, мне нужна была всего лишь пара секунд, чтобы продырявить всю эту хренову конструкцию, но времени катастрофически не хватало. Поступая абсолютно по уму, казаки, не поднимаясь, из-за скоса холма, просто закидывали нас гранатами. И я прекрасно мог видеть одну из «лимонок», плюхнувшуюся в двух шагах от меня.

Резко встав на ноги, я совместил прицел с той точкой, куда направил баллон. Понятно, что мы уходили. Погибали, получается, уже во второй раз. Но даже сейчас мы обязаны были сражаться до конца. Возможно, этой самой парочки убитых или раненых, отравленных, как раз и не хватит казакам для штурма Лебедей.

Периферийным зрением я отметил, как Диляров, извернувшись прямо с земли, прыгнул, напоминая этим своим нелепым движением лягушку. Рухнул на гранату рядом со мной, накрывая ее своим телом. Даря мне те самые драгоценные секунды.

Глухой взрыв раздался одновременно с моими первыми выстрелами. Я садил в сторону кустов, в видимый мне бок баллона короткими, точными очередями, стоя во весь рост. Совершенно не скрываясь и являя собой, надо думать, отличную мишень.

Впрочем, после первых же попаданий по емкости, которые я заметил внезапно обострившимся взглядом, моя уязвимость перестала иметь решающее значение. Еще через пару секунд вообще все перестало меня волновать. Потому что совсем рядом со мной взорвалась еще одна граната, и накрыть ее было уже некому.

– Доброе утро лейтенант. Как спалось? – Йозеф Книппель старательно скрывал удовлетворение под маской вежливости. Вероятно, находя удовольствие в данной игре. Ему легко было иронизировать, стоя за ограждением буферной зоны. В то время как лейтенант находился внутри своеобразного вольера.

– Неплохо. – Свиридов прекрасно понимал, отчего и по какому поводу веселится немец. Так уж сложилось, что радость одного собеседника неминуемо вызывала горе другого.

– Что насчет моего предложения?

– Мы работаем над ним. Время до вечера еще есть. – Свиридов, произнося эти слова, уже знал, какая последует за ними реакция. И в своих предположениях не ошибся.

– Давайте не будем заниматься словоблудием. Помните, однажды я был у вас в руках, лейтенант? Вы тогда сказали мне все честно, ничего не скрывая. Так же поступлю и я. Мне нужен ваш мальчишка. Отдайте его немедленно.

Свиридов, демонстративно взглянув на часы, показал циферблат немцу:

– У нас есть время до вечера.

– Я меняю правила, – покачал головой Книппель, – мне нужен он сию же секунду.

– Мы проведем операцию вечером. Я и мои люди. Куда вы торопитесь?

– Этим историям я больше не верю, лейтенант. Вы ведь потеряли связь со своей диверсионной группой, верно? Надо объяснять, что случилось?

– Не стоит, – покачал головой лейтенант, – ради интереса скажите, кто-нибудь из них выжил?

– И не подумаю, – хищно улыбнулся Книппель.

– Я думал, мы партнеры… – изобразил разочарование Свиридов.

– До той поры, пока вы не начали меня обманывать, мы и были партнерами, лейтенант. Нет никакой пользы говорить об этом сейчас. Мне нужен мальчишка!

– Ты чувствуешь себя в безопасности, Йозеф? – Свиридов, прищурившись, посмотрел на немца. – Думаешь, штурм пройдет безболезненно для твоих людей? И для самого тебя?

– Да полно вам! – уверенно усмехнулся Книппель. – Что у вас в кармане, лейтенант? Граната?

Йозеф провел ладонью по сетке, разделяющей его и советского офицера. Развел руками:

– Запал горит несколько секунд. Бросить вы ее не успеете, вас пристрелят моментально. Или ваши мифические снайперы возьмутся за дело? Даже если и так, лейтенант, моя смерть ничего не решит. Я всего лишь пытаюсь дать вам определенный шанс.

– Шанс погибнуть, стоя на коленях? Йозеф, ты знаешь, чего будет стоить вам штурм? – Свиридов оставался непреклонен. Впрочем, лейтенант прекрасно сознавал, что блефует: козырей у него на руках нет. Потеря связи с разведгруппой и осведомленность немца о ее существовании однозначно указывали на провал операции с хранилищем. Других способов надавить на фашистов и отсрочить собственную гибель у разведчиков уже не было.

– Пятнадцать минут, лейтенант. – Книппель, развернувшись, дал понять, что считает разговор законченным.

Честно говоря, я до последнего надеялся, что этого не произойдет. Как-то образуется, что ли… сложится. Или фантастическим образом – бац, и обернется конфеткой.

Хмурый, задумчивый Терехов. Поторапливающий меня Клыков. Не хватало еще, чтобы они помогали мне одеваться.

Завязав штаны, я быстро натянул рубашку. Застегнул ее трясущимися руками, сверху накинул ремень. Не обращая внимания на боль в потревоженной ноге, обулся, как можно быстрее завязывая шнурки. Поднялся со стула.

– Зла не держи, если что. – Терехов, оторвавшись от стенки, которую подпирал, подошел ко мне. Взглянул в глаза. – Все, что могли, сделали. Так уж сложилось, парень. Дальше – сам.

Странное дело, но произнесенные слова я воспринимал как должное. Память услужливо подкинула воспоминания. Декорации менялись с калейдоскопической быстротой. Немцы. Казаки. Плен. Короткая, яркая, как вспышка спички, свобода, и вновь – добровольная сдача.

Пожалуй, он прав. Капитан действительно сделал все, но и этого оказалось маловато.

– Вы победили. И вашей победы мы, какие бы мы ни были, не забудем. И я не забуду все, что произошло.

Терехов ухмыльнулся. Коротко, отстраненно. Как обычно, стараясь дистанцироваться от меня. В отличие от остальных солдат и офицеров, капитан никогда не считал меня своим. Наверное, что-то ему мешало. И даже сейчас, в последние минуты, фактически во время прощания, ничего не изменилось.

– Пора! – позвал меня не настроенный на сантименты Клыков. – Пойдем.

Подав руку Терехову, я ощутил его короткое крепкое рукопожатие…