– Что знает об этом Грейс Брукштайн?

– Все, если не считать правды о Мерривейле. Я сам все вычислил в течение последних суток.

Он снова стал рассказывать. О том, как Грейс перехитрила его и его людей на Таймс-сквер, о том, что проделала с Бакколой за то, что предал ее, об изнасиловании, об аборте, о решимости любой ценой вернуть доброе имя погибшему мужу.

– Вот что я вам скажу: Грейс Брукштайн – умная женщина. Храбрая и сообразительная, как сам дьявол.

– Похоже, вы ею восхищаетесь, – осторожно заметил Бейн.

– Верно.

– Она вам нравится?

– Нравится, – улыбнулся Митч.

«К сожалению, даже чересчур».

– Настоящая Грейс не чудовище, каким ее изображают репортеры. Но в эту минуту я счастлив, что она где-то под замком. Так для нее безопаснее.

Гарри стало не по себе. Митч многим рисковал, придя сюда, в соперничавшее ведомство, которое к тому же пусть чисто теоретически, но поддерживало Джона Мерривейла. Мало того, он выложил карты на стол. С другой стороны, он был белой вороной. И уже нарушил все писаные и неписаные правила, чтобы раздобыть информацию, которой сейчас владел. Собственный департамент отстранил его от этого дела. И действительно ли он тот человек, которому сейчас стоит довериться?

Но Бейн уже принял решение.

– Вы должны кое-что знать.

Митч слушал с открытым ртом. Возможно ли это? Грейс снова сбежала? Убила человека?

Первой его мыслью была тревога за нее. Если беглянку обнаружит полицейский вертолет, копы прежде начнут стрелять, а потом задавать вопросы. Если Грейс подставили с самого начала, значит, кому-то выгодна ее смерть. Митч так и видел заголовки газет. Грейс поскользнулась в душе. Ее поразил редкий вирус. Кто узнает правду? И кому будет до нее дело?

– Мертвый парень, тот, кто подделал вашу подпись на приказе… Как, говорите, его звали?

– Уильямс. Гэвин Уильямс.

В голове Митча буквально завыли тревожные сирены. Нантакет. Женщина в аэропорту.

«…сказал, что его зовут Уильямс… короткая армейская стрижка… открыл ту же страницу, за двенадцатое июня. Джон Мерривейл…»

– Какая у него прическа?

Бейн озадаченно вскинул брови.

– Гэвин Уильямс. Его волосы. Длинные, темные, светлые, или он был лысым?

– Седым. Всегда носил короткий ежик. И при чем тут, черт возьми, его волосы?

Митч вскочил:

– Он знал. Знал о Джоне Мерривейле. Был в Нантакете. Задавал вопросы в аэропорту. Уильямс знал, что алиби у Джона ложное, и, должно быть, заподозрил, что тот замешан в убийстве Ленни.

Гарри мгновенно осознал всю важность сказанного.

– Думаете, он все открыл Грейс?

– Понятия не имею, – пожал плечами Митч. – Вы знаете своего сотрудника лучше меня. Но если это так и ваши вертолеты ее не засекли, мы по крайней мере понимаем, куда она направляется.

– То есть?

– Найдите Мерривейла, и найдете Грейс Брукштайн. Она хочет убить его.

Джон Мерривейл терпеть не мог летать. Закрыв шторку иллюминатора, он попытался оценить роскошный интерьер лайнера и забыть о том, что находится в тридцати тысячах футов над Атлантическим океаном, в ненадежной металлической коробке с крыльями.

Оглядев мягкие кожаные диваны, кашемировые подушки и инкрустированный столик орехового дерева, с парой хрустальных бокалов и изящной серебряной вазочкой, до краев полной черной икры, он подумал, что все это зря потраченные деньги. И в этом заключалась величайшая ирония происходящего. Потому что Джону Мерривейлу всегда было наплевать на деньги. И на вещи тоже. Мало того, красивые вещи наводили на него скуку. Что ему дорогие костюмы, спортивные машины, личные самолеты, яхты, особняки?

Он вожделел женщин. Воплощение богатства. Символ статуса. Кэролайн была для него чем-то вроде недвижимого имущества. Мария? Сорока, любившая красивые безделушки, дорогая шлюха, жадно хватавшая все, что блестит.

Бедная Мария. Он не хотел ее убивать. Но она поставила его под удар, угрожая рассказать Эндрю об их связи.

Вот уже два года хрупкое равновесие взаимозависимости между Престоном и Мерривейлом защищало обоих. Если Ленни был главой «Кворума», его мозговым и нервным центром, Эндрю и Джон были правой и левой руками фонда. Джон привлекал средства, Эндрю выплачивал деньги инвесторам. Оба, покрывая друг друга, без особого труда дурачили Комиссию по ценным бумагам и биржам, а позже – и ФБР.

Конечно, масштаб их преступлений был абсолютно несравним. Все равно что сравнить бегемота и муравья. Хищения Эндрю – шестьсот тысяч там, миллион здесь – были ничтожными. Что же до умения прокрутить деньги… этим занимались все страховые фонды… в большей или меньшей степени. Так что Эндрю был мелкой сошкой.

Правда заключалась в том, что Эндрю мог в любое время прийти к Бейну и заложить их обоих в обмен на помилование. Джон слишком хорошо это понимал. Прелесть ситуации заключалась в том, что этого так и не понял Эндрю. Слишком отчаянно он пытался удержать Марию в своей постели, осыпая всеми безделушками, какие она только хотела иметь. Страх потерять жену заткнул ему рот. Бедняга даже был благодарен Джону за то, что прикрыл его перед Бейном.

– Огромное спасибо, Джон, я в огромном у тебя долгу, – не раз говорил Эндрю, а Мерривейл великодушно отвечал:

– Не за что, Эндрю. Какой смысл бередить старые раны?

До чего же жалкое зрелище. Престон понятия не имел, какие козыри у него на руках! Как не имел понятия о том, что происходит между любительницей мелодрамы, женой-потаскухой и его другом. Неведение Эндрю было спасением Джона. Пока Мария не вздумала разрушить это.

– Я решила рассказать о нас Эндрю. Мы наконец сможем быть вместе, дорогой. Если он устроит истерику, я скажу, что пойду в полицию и донесу на него. Он годами крал деньги фонда!

Как жаль! После многих лет унижений и адской жизни с Кэролайн Мария стала для Джона чем-то вроде спасательного круга. Она позволила ему вновь почувствовать себя нормальным, чувственным мужчиной. Более того, мужчиной желанным. Сильным. Ах если бы любовница держала рот на замке, а ноги – широко раздвинутыми, Джону никогда бы не пришлось решаться на крайние меры. Но она не оставила ему выбора. Если бы Эндрю узнал, что Джон предал его, немедленно рассказал бы ФБР все. Лишившись Марии, он понял бы, что ему нечего терять.

«Глупая девка! Неужели и впрямь вообразила, что я хотел на ней жениться? Чтобы мы сбежали вместе?»

Через несколько часов Джон Мерривейл приземлится в раю и воссоединится с любовью всей своей жизни. И звали ее не Марией Престон.

Конечно, он не хотел делать все в такой спешке. Первоначально было решено подождать, пока интерес публики к «Кворуму» утихнет, а потом втихаря ускользнуть. Но события его торопили. Сначала случились побег и поимка Грейс, снова привлекшие внимание общественности к «Кворуму», потом Мария со своей глупой инициативой. Джон не был готов к атаке журналистов, жадно допытывавшихся подробностей о жизни убитой. Он стал нервничать, и когда Эндрю покончил с собой, дела пошли еще хуже. Вполне естественно, что гибель Марии фактически уничтожила беднягу Престона. Он совершенно помешался от скорби, и, похоже, винил себя за случившееся. За то, что не защитил жену. Но раньше или позже какой-нибудь гениальный малый из ФБР или упертый журналист мог сложить два и два и докопаться до правды. Этот психопат Уильямс был опасно близок к разгадке. Одна угроза нейтрализована, но возникнут другие. Пора смываться.