Он поехал в аэропорт.

Нантакетский аэропорт был чуть больше сарая: простой, обшитый дранкой домик в форме буквы «L», половина которого предназначалась для прилетающих, а вторая – для улетающих пассажиров. По мере того как на летное поле садились одно– и двухмоторные «сессны», пассажиры спускались вниз и помогали пилотам разгружать багаж. В зале для улетающих находился «секьюрити», пожилой бородатый мужчина по имени Джо, который мельком оглядывал чемоданы и сумки, прежде чем с жизнерадостной улыбкой проводить их владельцев взмахом руки и пожеланием навестить баптистскую церковь в ближайшую пятницу.

Митч подошел к стойке компании «Кейп эйр».

– Я бы хотел посмотреть книги регистрации пассажиров. Мне нужны все полеты за двенадцатое июня прошлого года.

Девушка за стойкой подняла глаза:

– А вы…

– Полиция.

– Дарлин! – окликнула девушка не оборачиваясь. – У меня тут еще один. Требует запись от двенадцатого июня. Найдешь?

Из внутреннего офиса вышла пожилая особа в твидовой юбке. Снежно-белые волосы были уложены аккуратным узлом, на конце носа сидело пенсне. В целом она очень походила на бабушку Красной Шапочки.

– Еще один? – переспросил Митч. – Еще кто-нибудь просил позволения взглянуть на список пассажиров?

– Совершенно верно. Я Дарлин Уинтер.

Она пожала большую широкую руку Митча своей, тонкой и морщинистой.

– Вы, полисмены, как автобусы. Никогда не дождешься, если спешишь, а потом они идут один за другим. Заходите.

Митч последовал за Дарлин в кабинет, такой же чистенький и аккуратный, как она сама. В углу стоял компьютер, но Дарлин подвела его к письменному столу на другом конце комнаты. На столе лежала большая книга в коричневом кожаном переплете, похожая на Библию или гигантскую книгу посетителей из какого-нибудь средневекового шотландского замка.

– Конечно, все записи внесены в компьютер, – объяснила Дарлин. – Таково правило. Но мы здесь люди старомодные и обязательно ведем ежедневный журнал. Подозреваю, что уже знаю, кто вас интересует.

Она указала знакомое имя, красиво выведенное курсивом и черными чернилами.

– Вылетел в Бостон в шесть утра вместе с пятью другими пассажирами. Приземлился в шесть пятьдесят восемь, но, похоже, тут же передумал и немедленно вернулся на остров в восьмиместном самолете. Вот, смотрите, запись: двенадцатого июня, восемь часов пять минут, рейс двадцать семь из Логана. Джон Экс Мерривейл.

Митч провел пальцем по бумаге.

Значит, Ханна Коффин ничего не придумала. Мерривейл действительно провел тот день в номере «Вовинета» с Марией Престон.

Если верить Ханне, парочка приехала в отель после полудня. Через пять часов после того как Джон вернулся на остров, обеспечив себе алиби. Более чем достаточно, чтобы добраться до яхты Ленни Брукштайна, подняться на борт и убить его.

– Вы упомянули, что кто-то еще спрашивал журнал регистрации. Еще один коп?

– Верно. Он сказал, что из ФБР, но мне показался военным. Сдержанный, деловитый, немного грубоватый, если хотите знать. Очень короткие волосы, какие обычно носят военные.

– Имя не помните?

Дарлин свела брови.

– Уильям, – пробормотала она наконец, – или что-то в этом роде. Открыл именно эту страницу. Двенадцатое июня. Джон Мерривейл. Этому мистеру Мерривейлу грозят неприятности?

«К сожалению, пока еще нет. Но кто этот Уильям, черт возьми?»

Охранник оглядел забрызганный грязью седан и его единственного пассажира. Он ожидал увидеть бронированный автомобиль и даже что-то вроде сопровождения, но никак не пожилого человека в грязной семейной колымаге.

«Этот тип похож на папочку, прибывшего забрать дочь после ночевки у подруги!»

Лагерь в окрестностях Дилвина, в глуши Виргинии, был особо секретным учреждением ДПА – другого правительственного агентства, иначе говоря, ЦРУ. Дилвинский лагерь предоставлял временный дом различным гражданским преступникам, считавшимся подрывными или особо опасными элементами. Некоторых подозревали в терроризме. Некоторых – в шпионаже. Кое-кого – в политической ненадежности. Но ни один из заключенных в Дилвине не был более засекречен, чем тот, к кому приехал этот человек. Заключенную переводили в изолятор ФБР в Фэрфаксе.

В семейном седане!

– Документы, пожалуйста.

Седовласый мужчина протянул пачку бумаг, которые охранник внимательно изучил. Но все оказалось в порядке, как он и думал.

– Проезжайте. Вас ожидают.

Грейс стояла в центре своей камеры, широко расставив ноги и сосредоточившись на дыхательных упражнениях.

Она пробыла в Дилвине почти две недели, проводя по двадцать два часа в сутки в душной клетушке без окон. И поскольку не видела ни одной живой души, не считая охранников, ее спасением стала йога. Она часами принимала различные позы, насыщая энергией тело, фокусируя разум и дыхание, отгоняя отчаяние.

«Я жива. Я сильная. Я не останусь здесь навсегда».

Не навсегда? Кто знает? Часы, дни и ночи уже сливались в одну серую унылую ленту, подобную асфальтовому шоссе.

Свет в камере Грейс был постоянно приглушен. Еда подавалась на подносе через дверцу с интервалом в шесть часов, но завтрак не отличался от обеда или ужина.

«Они пытаются сломить меня. Свести с ума, чтобы запереть в психушку и выбросить ключ».

Пока у них не получалось. Между занятиями йогой Грейс ложилась на топчан, закрывала глаза и пыталась увидеть лицо Ленни. Только ради него она жила. Ради него боролась.

В Бедфорд-Хиллз и позже, когда она скрывалась, было так легко вызвать в памяти знакомые любимые черты. Грейс говорила с погибшим мужем, как некоторые люди говорят с Богом. Его присутствие было для нее огромным утешением. Но здесь, в этом ужасном, отупляющем месте, она потрясенно поняла, что образ Ленни меркнет. Она не могла больше припомнить точный тембр его голоса или выражения глаз, когда он занимался с ней любовью.

Образ ускользал. Грейс не могла отделаться от чувства, что, когда он уйдет окончательно, ее рассудок исчезнет вместе с ним.

Жестокая ирония заключалась в том, что единственное лицо, которое она могла ясно представить, было лицом Митча Коннорса.

Несколько ночей назад, впервые за много месяцев, ей приснился эротический сон, в котором ведущим актером был Митч.

Проснувшись, Грейс ощутила стыд и даже угрызения совести, но уговорила себя успокоиться.

«Я не властна над собой, когда сплю. Кроме того, это по крайней мере доказывает, что я жива. Я все еще женщина. Все еще человеческое существо».

Дверь камеры открылась. Грейс испуганно вздрогнула. Время прогулки вроде бы не наступило!

– Идите со мной, – резко бросил охранник. – Вас переводят.