— Да, понимаю.

— Бедный папа. — Барби со вздохом тянется к последнему бутерброду с водяным крессом. — Правильно мама говорила. Жалкий он какой-то… Бегал по стране, родню искал…

— Я так не думаю, — недовольно возражает Винни. — Ваш отец интересовался родословной — что тут такого? Многие люди интересуются.

— Да, знаю. Но ведь им наверняка есть кем гордиться. Вот у мамы, к примеру, в роду много знаменитостей. Сама-то она состоит в организации «Дочери американской революции», потому как предки у нее сплошь судьи да генералы. Между прочим, Хирам Фадд, сенатор, был ее прадедом.

— Вот как! — замечает Винни. Перед глазами у нее встает родословное древо-катальпа, с домиком на ветвях, в котором сидят обезьяны, одетые судьями, генералами, сенаторами.

— Вот и папа думал, что если копнуть поглубже, то и ему найдется кем гордиться. Профессор Джилсон рассказывал, что папа искал по всей стране, месяц за месяцем. А нашел одних крестьян, кузнеца да того старика отшельника… Вот чем он, похоже, был здесь занят, да еще помогал иногда профессору Джилсону. Мама думает, что папа, может быть, завел здесь… женщину. — Барби моргает, смотрит на Винни, но в глазах у нее скорее вопрос, а не подозрение. Ясное дело, для нее профессор Майнер — не «женщина». — Как по-вашему, могло быть что-нибудь такое?

— Понятия не имею, — отвечает Винни ледяным тоном, в душе благодаря небеса за «Бритиш Телеком». Теперь ни Барби, ни ее мать не найдут среди вещей Чака писем от нее. И у самой Винни не осталось от Чака ни строчки, ни единой крохотной записки — лишь кое-что из его зимней одежды.

— Лично я в это не верю. Папа был не такой. Он был человек очень преданный, понимаете? — Барби хлопает глазами.

— Гм. — Винни, сама того не желая, оглядывается на стенной шкаф в прихожей, где немым укором висит зимняя куртка Чака из овчины мехом внутрь. — Еще чаю? — Винни берется за чайник, поскольку угощать больше нечем. Несмотря на свое горе (а может быть, из-за него), Барби уничтожила и бутерброды с водяным крессом, и торт с грецкими орехами.

Барби качает головой, тряся длинными, выгоревшими на солнце волосами.

— Нет, спасибо большое. Я, пожалуй, пойду. — Барби неуклюже встает. — Ну, спасибо за все, профессор Майнер, — говорит она по пути в прихожую. — Очень приятно было познакомиться. Ой, стойте! Чуть не забыла отдать папину картину. Ну не дурочка ли я! Вот, пожалуйста.

— Спасибо. — Винни кладет папку на столик в прихожей, развязывает потертые хлопчатобумажные ленты, затаив дыхание, разворачивает мятую бумагу, открывая большую, вручную раскрашенную гравюру восемнадцатого века: грот и водопад на фоне леса. Перед гротом, опершись на посох, стоит старик в лохмотьях и шкурах. — Ваш отец говорил мне об этой картине. Это его предок, Отшельник из Саут-Ли; его называли Старым Мампсоном.

— Да, так и профессор Джилсон сказал.

— Может быть, хотите оставить ее себе? — спрашивает Винни, в душе надеясь, что Барби ответит «нет».

— Даже не знаю… — Барби кажется такой большой и беспомощной. — Пожалуй, нет.

— А вдруг вашему брату она понравится? — настаивает Винни, отмечая про себя, что Старый Мампсон, несмотря на свой почетный титул, выглядит не старше Чака и очень на него похож (если бы Чак отрастил косматую бороду — был бы точь-в-точь как он). Винни очень хочется взять картину себе — так хочется, что просто страшно.

— Нет, что вы! — Барби даже вздрагивает. — Грегу? Шутите! Этот старик похож на чудака-хиппи, Грег такого в доме не потерпит. К тому же папа велел профессору Джилсону, чтобы отдал картину вам, если вдруг что случится. — Барби неловко улыбается. — Если хотите — выбросьте вон, да и все.

— Нет уж, — отвечает Винни, хватая папку, будто ее сейчас отберут. — Мне очень нравится. — С гравюры она переводит взгляд на Барби — та топчется с недоуменным видом. — Сколько же вам пришлось пережить за эти дни. — Винни догадалась об этом только сейчас. — Жаль, что ваша мать или брат не смогли приехать вместе с вами. — «Или вместо вас», — думает Винни про себя. Любой из них справился бы сам, а не стал бы все перекладывать на профессора Джилсона. С другой стороны, в этом, возможно, все дело: Барби послали, поскольку она единственная не сумела отвертеться.

— Да. Мама приехала бы, но у нее была важная сделка с квартирой, на которую она не один месяц потратила. Ну и Грег, как всегда, страшно занят, а жене его через месяц рожать.

— Вот и прислали вас, — заключает Винни, почти не выдавая недовольства.

— Ну да. Кто-то же должен был приехать. — Барби хлопает глазами. — А у меня ни семьи, ни работы приличной — мной не грех и попользоваться.

— Ясно. — Винни представляет универмаг в Кэмден-тауне, с полками, заваленными одноразовым товаром — бумажными тарелками и салфетками, пластмассовыми ложками, стаканами, жестянками для пирожков и прочим. Очень удобно. Попользовался — и выбросил. Винни захлестывает волна неприязни к родственникам Чака, которые живут и здравствуют. — Ну, теперь-то вам можно ехать домой.

— Да. То есть нет. Нужно остаться в Лондоне еще на денек-другой. Мама решила, что лучше мне ехать на десять дней сразу. Чартерным рейсом, это ведь намного дешевле. Бесплатная гостиница и все такое прочее.

— Гостиница, должно быть, не из лучших, — замечает Винни.

— Да уж. Не особо хорошая. Называется «Люкс», но на самом деле паршивенькая. А вы откуда знаете?

— Обычное дело. Чем собираетесь заняться до отъезда?

— Не знаю. Честное слово, не думала. Схожу, наверное, куда-нибудь на экскурсию. Я ведь здесь в первый раз.

— Понимаю. — Винни приходит мысль, что надо бы позаботиться о Барби; именно этого ждал бы от нее Чак. Она силится вспомнить, что рассказывал Чак о дочери, но вспоминается только одно: Барби любит животных. Можно, конечно, сходить с ней в зоопарк… Однако при мысли о том, что придется еще раз идти туда, где она всего пару недель назад смотрела на белого медведя, который был похож на Чака, и была так счастлива, Винни делается так больно и грустно, что она не в силах даже спросить Барби об этом.

— Что ж… до свидания? — говорит Барби смущенно. — Ой, спасибо! — Она берет зонтик. Винни его предусмотрительно закрыла — ведь дождь уже кончился. — Спасибо за все, профессор Майнер, и хорошего дня.

Нет, думает Винни, закрывая за Барби дверь, даже если Чаку этого и хотелось бы, я не смогу. Ну не могу я сделать ничего для девушки, которая по такому случаю желает «хорошего дня». Тем более что всякий раз, когда Винни помогала другим, это кончалось только большими неприятностями и болью. Так-то оно так, да не совсем: были и приятные неожиданности, и интересные события, и даже счастье. Разве она жалеет, к примеру, о том, что дала Чаку Мампсону в самолете книгу?

Винни машинально убирает со стола, а мысли ее только о Чаке. Оказывается, все это время он был болен и знал о своей болезни. Вот почему он просил профессора Джилсона передать ей портрет Старого Мампсона, «если вдруг что-нибудь случится». Он знал, что с ним может что-то случиться, все эти месяцы над ним висел смертный приговор, а Чак не делал ничего, чтобы спастись. Врачам он не верил — так он и говорил не раз, бедный, глупый… Винни, тяжело дыша, выпускает из рук недомытую тарелку. Ей нестерпимо больно за Чака — все это время он жил на краю пропасти и знал об этом, и в то же время Винни на него злится — зачем ходил по краю пропасти, почему не берег себя?