Несмотря на некоторые действительно страшные открытия, которые я совершала, погружаясь в исследование темы насилия над детьми, не все было так ужасно. Постепенно у меня начала появляться надежда на лучшее, а уверенность в том, что Мадлен была похищена педофилом и убита, осталась в прошлом. Я начала понимать, что это вовсе не единственно возможный вариант. Встреча с Эрни Алленом и людьми из Национального центра по делам пропавших и эксплуатируемых детей очень помогла мне пройти этот путь.

Мы с Джерри вылетели в Вашингтон в конце марта, чтобы посетить НЦДПЭД. После своей первой поездки в Америку Джерри мечтал, чтобы и я туда съездила и увидела своими глазами, как там все функционирует. Оказавшись на месте, я быстро поняла, почему он этого хотел. Поддержка Эрни вселяла надежду, которую подкрепляли реальные факты и цифры. Исследования показывают, что в Соединенных Штатах 56 % детей, похищенных чужими людьми, находят живыми. «Не верьте людям, которые говорят вам, что надежды нет, — говорил нам Эрни. — Есть множество возможных сценариев развития событий, при которых ваш ребенок может быть жив. Вам нужно продолжать сражаться за нее». Наша вера в то, что она жива и ждет нашей помощи, окрепла, а желание ее найти стало еще сильнее, если такое вообще возможно.

В центре работали прекрасные люди, радушные, отзывчивые и целеустремленные. Американский энергичный подход («давайте думать о решении проблемы, а не о самой проблеме») наполняет тебя верой в лучшее. Такой оптимизм, такая целеустремленность вызывают у тебя желание действовать, не поддаваться отчаянию. У нас с Джерри такое желание появилось. Преграды на пути к внедрению в Европе схем, подобных АМБЕР, вдруг показались вполне преодолимыми, будущее озарилось светом.

На следующий день у нас появилась возможность встретиться с Джеффом Седжвиком, тогда занимавшим пост помощника министра юстиции и координатора системы АМБЕР. Кроме того, когда мы были в Вашингтоне, нам посчастливилось встретиться с Эдом Смартом, отцом Элизабет Смарт, которая была похищена из своей спальни в Солт-Лейк-Сити утром 5 июня 2002 года. Четырнадцатилетнюю Элизабет нашли через девять месяцев вместе с похитителями всего в двадцати милях от дома. Эд оказался очень приятным человеком. Мы поговорили о том, какую роль сыграла система АМБЕР в их случае и о необходимости внедрить подобную систему в Европе. Он подчеркнул, насколько важно, чтобы образ Мадлен не стерся из памяти людей. После этого мы поговорили об Элизабет и о тех трудностях, с которыми столкнулось семейство Смартов после ее возвращения. Разговор был очень эмоциональным.

Через год после разговора с отцом Элизабет нам довелось встретиться с ней самой. Она приехала в Лондон и согласилась провести у нас в Ротли субботний вечер. Отправляясь встречать ее на вокзал, я немного нервничала. Какой она окажется? О чем с ней говорить? Я даже не была уверена, что узнаю ее — мне приходилось видеть лишь детские фотографии Элизабет. Но мои волнения были напрасны — я узнала ее сразу. Гостья наша оказалась доброй, вежливой, умной и веселой девушкой. За обедом мы много о чем говорили, в том числе и о ее нынешней жизни, и о предстоящем суде над ее похитителями. Шон и Амели даже уговорили ее заняться с ними рисованием. Больше всего нас удивило в Элизабет, пожалуй, то, что она очень уравновешенный человек. Такая нигде не пропадет. Я всем сердцем надеюсь, что Мадлен тоже способна справиться со всем, что выпало на ее долю.

10 апреля 2008 года мы снова отправились в Брюссель, на этот раз для того, чтобы передать в Европарламент наше воззвание и просить помочь с внедрением единой системы оповещения о пропаже детей. Чтобы было принято какое-то решение, за него должны были проголосовать больше 50 % из 785 членов Европарламента. На пресс-конференцию собралось огромное количество журналистов. Позже нам рассказали, что такой ажиотаж наблюдался только когда в парламенте выступали принц Чарльз и Далай-лама. Мы решили, что это хороший знак для будущего всех детей Европы.

Однако тот день закончился одним неприятным моментом. Если помните, еще в октябре мы отправили государственному прокурору Португалии список людей, у которых, по нашему мнению, нужно было взять свидетельские показания. В ответ португальская полиция решила приехать в Лестер, дабы присутствовать при общении британской полиции с Фионой, Дэвидом, Расселом, Джейн, Мэттом, Рейчел и Дайан, а также множеством других свидетелей, у которых до сих пор так и не были взяты показания. Вопросы им задавались те самые, которые мы с Джерри привели в письме прокурору (очевидные и относящиеся к делу вопросы, спешу добавить), плюс дополнительные вопросы от португальской полиции.

То, что приезд судебной полиции в Великобританию совпал с нашей поездкой в Брюссель, было случайностью. Когда мы заканчивали обедать, Кларенсу позвонил какой-то испанский журналист и сообщил, что ему передали стенограммы наших с Джерри свидетельских показаний, которые мы дали португальской полиции. Его заинтересовала та часть моих показаний, в которой я упомянула о брошенных нам в то утро словах Мадлен: «Почему вы не пришли, когда я и Шон вчера вечером плакали?» Нужно ли говорить, сколько мучений я пережила с тех пор, размышляя об этом вопросе? Причина, заставившая меня рассказать об этом полиции, ясна: это могло оказаться важным.

Когда Кларенс пересказывал нам этот разговор, я почувствовала, что меня охватывают злость и разочарование. Неужели снова? Сколько еще случится таких «утечек информации», прежде чем этот кошмар наконец закончится? Разумеется, вскоре телефон Кларенса уже разрывался от звонков журналистов, которые хотели узнать поподробнее о «последней новости». Мы уже догадывались, чем это закончится. Новость о нашей поездке в Брюссель заменят заголовки наподобие «Родители бросили рыдающую Мадлен» или что-то в этом роде, на что хватит фантазии у редакторов.

Не припомню, чтобы я когда-нибудь так сердилась, как в тот день. Португальская полиция хранила наши показания одиннадцать с половиной месяцев. Как вышло, что эта информация была обнародована (замечу, уже в который раз совершенно незаконно) именно сегодня, именно в тот день, когда мы с Джерри были в Брюсселе и старались сделать что-то полезное для защиты детей? Эффект случившегося был очевиден: мы с Джерри будем дискредитированы, и общественность не уделит должного внимания тому, чего мы старались добиться. Конечно, мы ужасно расстроились.

Если вам кажется, что вышесказанное — не более чем плод моего разгоряченного воображения, подумайте вот о чем. Во время одного из разговоров, через семь недель после похищения Мадлен, Гильермину Энкарнасан убеждал нас, что судебная полиция не собирается выставлять нас в негативном свете. «Если бы мы этого хотели, — сказал он тогда, — мы бы рассказали журналистам о том, что говорила вам Мадлен в тот день, когда пропала». Вот так-то!

Случилось то, чего мы боялись. Интерес прессы к Макканнам вспыхнул с новой силой. Газеты запестрели выдержками из наших показаний.

Но мы не хотели пасовать перед этой несправедливостью. Вернувшись из Брюсселя, мы начали «обрабатывать» всех 785 членов Европарламента. Казалось бы, что может быть проще, чем подписать какую-то бумагу? Но посещение каждого из подписывающих требует немало времени и усилий. Все мы подвержены приступам апатии, в том числе и политики, и, возможно, они даже в большей степени, чем все остальные. Итак, мы начали действовать вместе с друзьями, родственниками, сочувствующими, благотворительными организациями («Пропавшие люди», «Пропавшие дети Европы»), которые спонсировали нас, Кэтрин Мейер и пятью членами Европарламента, сразу же поддержавшими наше воззвание. В июне мы поехали в Страсбург, в офис Европарламента, чтобы нанести последний, решающий удар, и к сентябрю наши надежды оправдались. Предложенное нами воззвание подписали 418 членов Европейского парламента, и оно обрело форму резолюции.