маленькой девочкой. Тогда шли ожесточённые бои и люди часто взывали к покровительству богов. Тогдашняя Старшая, частенько помогала своим поселениям, убийством пары — тройки войск. Про такое в учебниках истории ещё пишут: «Неизвестная хворь выкашивала военные лагери один за одним» — процитировала мне подруга — И вот, значит, Морана младшая, будучи таким же любопытным и пытливым ребёнком, что и я, решила сама посмотреть на род людской и выяснить, зачем же им войны вообще нужны, коль они своих братьев теряют сотнями? Ведь у нас Бог — Богу брат, а у людей, напротив было. Вот, она и вышла в свет людской.

Слав вытянулся в лице:

— Морана? Наша Морана? Она всегда утверждала, что всему научилась здесь, сама.

— Слушай, братец, дальше. — Машка присела на близстоящую скамью. Мы заворожённые историей, уселись следом — Вышла она в одну деревню, так там и осталась. Тамошней Старшей было не до неё, и ребёнок остался предоставленным себе и деревенским жителям. — Блондинка элегантно закинула ногу на ногу — Там она познакомилась с одним парнишкой, ну а дальше, догадаться не трудно. Влюбились и хотели было жениться.

— МОРАНА? — Слав выкрикнул на всю улицу — НАША МОРАНА?

Я прикрыл ему рот рукой:

— Да ваша, ваша! — шипел я — Дай послушать, интересно же!

Платиновый отпихнул мою руку, одарил прозрачного меня недовольным взглядом, но слова более не сказал.

— В день, когда свадьба должна была быть, к Моране нашей, — уточнила подруга — подбежала одна ведунья и сказала, что суженного её, отправляют на подать богам. Жертвоприношение, по — вашему. — она перевела взгляд на меня. Я молча кивнул — Когда Морана о том узнала, она и побежала, да только на угольки — то и успела.

Слав «ахнул» и бросив взгляд в мою сторону, откашлялся.

— Будучи Богиней Зимы, моя Тётка призвала метель в начале июля, чем себя и раскрыла. Путь обратно ей был заказан. Тогдашний Ярило пытался спасти ситуацию, да только вот, лёд от разбитого сердца, плавится втрое дольше, чем обыкновенный.

Мы слушали, словно дети, ожидая конца сказки, приоткрывая местами рот.

— Дай угадаю, она решила закрыться от людей и более никогда к ним не быть лояльной? — предположил Слав.

Машка закатила глаза:

— Слушай. — фыркнула она — Спустя десятилетия, она решилась — таки вернуться, но образ себе выбрала другой. От неё самой прежней, остались только глаза, полные обиды и печали. Она всё ходила ночью меж домов и слегка плакала, пока однажды, не решилась прийти днём. — наша ведьма вздохнула — Проходив мимо дома своего любимого, увидала, как во дворе играют детишки, больно уж на него походящие. Тряпьё развешивает какая — то баба, а возле дома чьи — то ноги стоят. Распашонки вывесили и не видно было, кто сидит — то. Ну, она возьми, да загляни за покрывало, а там тот самый мужик и сидит.

Мы раскрыли глаза:

— Так, его сожгли ведь! — выкрикнул я.

— Сожгли, да не его, а поросёнка. Когда родители того парня узнали, что он с «чужачкой» хочет союз заключать, вмиг смекнули, что такого родства в их деревне не оценят. И по — быстрому подобрали сыну жену. А Моране эту вот легенду выдали. Да только, мало того, что они чужой её считали, за глаза, ещё и колдуньей называли, и когда Морана не сдержалась и окропила избы льдом, они только убедились в своей правоте. Испугавшись за семью, мужик схватился за вилы, узнав в сменившей образ женщине, свою бывшую. Та, недолго думая, решив, что это он её так обманул, мигом прервала жизнь. Ну, и была такова. — закончила Машка.

— Так, она не знает, что это не его решение было?

— Это знаю я. — уточнила рассказчица — Дело в том, что, когда новая преемница Богини появляется, ей опыт прежних правительниц достаётся лишь частью, и некоторая часть действующей, но зато с полной историей некоторых моментов, порой, кардинально отличающейся от истории, сидящей в голове у Старшей, зато на сотню процентов, правдивой.

— А почему ты ей не рассказала? — растерянно спросил Слав.

— Думаешь, она стала бы меня слушать? Я была занозой в её заднице, ведь не желала прерывать жизни от случайного укола иглой, маленькой царапины или небольшого синяка. У неё же, напротив, от того случая остался неприятный осадок, и она по сей день считает, что люди — враги. Ко всему прочему, нас ведь забыли. Да и радует это, к слову. Богам никогда не нужны были жертвоприношения. Нужна была искренняя вера, а не людские смерти. Единственное, в чём я с Наставницей согласна, люди — кровожадны.

Я слушал, не решаясь перебивать подругу. Так, из — за юношеской любви, какая — то… Людей сотнями косила? Чисто из — за обиды? Нормально.

— Когда она со мной сольётся…

— Если сольётся. — поправил Слав.

— Если, — согласился Маня — Она узнает правду, а до тех пор, я наивная простодушная Марка, которая не ведает, что творит. Пойми правильно, Слав. Тенденция людей убивать и отнимать жизни друг у друга, она вечная. Они, словно, муравьи, бегают туда — сюда и решают «важные» вопросы, не зная зачем это делают. И как не прискорбно, вопрос чужой жизни для них — лишь очередной «важный» вопрос. Нам не нужно подталкивать и обрывать их нити, только потому, что «так надо». Они и сами прекрасно с этим справляются. Нам нужно лишь перенаправлять.

— Но ты ведь собралась воскрешать человека! Ты собралась нарушить главное правило!

— Давай не будем мериться письками. Морана Старшая нарушила уже столько правил, исказила равновесие смерти и жизни, ставя себя выше всех, а ты отчитываешь меня за человека, что и так жив? Не будь дураком, Сон. — она назвала его по имени впервые, это заставило парня напрячься — Ты знаешь, что я права в своём решении.

Глава 23

Мы шли молча, не пытаясь друг друга обогнать. У всех, очевидно, в голове крутилось много мыслей.

Я ненароком поднял глаза наверх и увидел светящуюся вывеску «Город А желает приятных покупок в супермаркете «Бублик»». Осознание того, что мы далеко от родного «Y» настигло весьма быстро.

— Что мы тут забыли?! — резко вырвалось у меня. Выкрик заставил вздрогнуть мини — пантеон.

— Ну, и горластый ты. — прочищая ухо, высказался Слав.

Манька промолчала и продолжила путь:

— Мы тут к родственнику, по делам. Нужно его одобрение на обряд, без этого никак. — шёпотом пояснил Борислав, чем меня сильно удивил. Я — то думал, он меня ненавидит и слова лишнего не проронит,