Потому, что это дитя заняло ее место в сердце Джеймса Линдена.

Потому, что это дитя похитило у нее ее возлюбленного.

Нет, неправда, неправда… Возлюбленный сам себя похитил. Переродился в скучного типа, простого смертного. И Агнесс не виновата. Девушки не виноваты в том, какие мужчины их выбирают…

Но как вытерпеть все это? Их скорую свадьбу. Жизнь рядом с ними. Сознание, что другая женщина не просто живет под его крышей, но и делит с ним постель?

Лавиния застонала.

Лучше бы он вечно оставался один! Или нашел бы себе достойную женщину. Достойную. Пожалуй, тогда ей было бы не так больно, если бы Джеймс выбрал не банальную дурочку, готовую петь с его голоса, а кого-то похожего на Лавинию. Кого-то сильного, кто смог бы направить его на нужный путь. Вернуть на Третью дорогу.

За это Лавиния простила бы новой избраннице Джеймса – все. Если бы в ней было хоть немного волшебства. Если бы в ней было хоть что-то особенное!

Агнесс, при всем своем очаровании, была обыкновенная. Она пойдет за Джеймсом туда, куда он ее поведет. Она разделит с ним избранный им путь. И при ней Джеймс никогда не покажет даже крупицу своей магии. Рядом с такой женой ему самому проще будет притворяться обычным человеком. И он погибнет окончательно.

До сих пор Лавиния надеялась, что когда-нибудь Джейми надоест эта его игра. Ведь фейри, даже полукровки, они все время играют! И роль пастора – еще одна роль… Быть может, однажды Джеймс сбросит ее вместе с опостылевшим черным сюртуком, и снова возьмет в руки кнут, и оседлает призрака… Если бы об этом можно было молиться – Лавиния молилась бы истово, как католичка. Но молиться было нельзя, и она только мечтала.

Если он женится на Агнесс… Конец всему. Нельзя будет даже мечтать.

Нет, конечно, Лавиния понимала, что ни при каких обстоятельствах Джеймс не вернулся бы к ней. Не после того, как она была женой сэра Генри Мелфорда. Джеймс наверняка питает к ней сильнейшее отвращение. Да и поделом.

Он же не знает, что сэр Генри… Да и никто не знает. Такое трудно даже предположить.

Впрочем, Лавиния все равно нечиста. Сэр Генри не мог овладеть ее телом, но душу ее растлил вполне успешно.

Джеймс не вернется к ней. Но если он женится на своей юной племяннице – он навсегда, как муха в капле смолы, увязнет в том убожестве, которое сейчас являет собой его жизнь.

…В который раз Лавиния ругала себя за то, что не согласилась выйти замуж за Джеймса тогда, когда он просил ее об этом. Она была так молода, так глупа, и ей казалась оскорбительной и невыносимой сама мысль о том, чтобы жить с человеком, предавшим свое волшебство. Тогда она даже не догадывалась об истинном смысле слов «оскорбительно» и «невыносимо». Быть может, все сложилось бы не так уж плохо. Быть может, они научились бы быть счастливыми.

Но она была молода, горда и хотела если счастья – то абсолютного. А если нет, то – в омут головой…

Ох, лучше бы в омут головой.

Вместо этого Лавиния вышла замуж за барона Мелфорда.

Она могла сколько угодно бравировать своим положением богатой и знатной леди перед другими, перед этой дурочкой Агнесс, даже перед Джеймсом… Но сама-то она знала, чего ей все это стоило. И понимала, что заплатить ей пришлось слишком дорого.

Отвращение к самой себе – это слишком дорогая цена.

Лавиния имела некоторое представление о том, как происходят любовные игры у животных, и потому знала – в общих чертах, – что потребует от нее сэр Генри в первую брачную ночь.

Лучше бы она этого не знала. Неведение иногда бывает благом. Глядя на тонкий, но влажный рот своего мужа, она представляла, как ей придется его поцеловать. Глядя на сетку морщин на его щеке, она представляла, как эта щека прижмется к ее щеке. Глядя на его руки – крупные, еще сильные, с холеными ногтями, но чуть припухшими суставами пальцев, – она представляла, как он к ней прикоснется. Глядя в его насмешливые и умные глаза, она представляла, что в эти глаза ей придется смотреть если не остаток жизни, то ближайшие годы. Перед ним ей придется раздеться. Рядом с ним лечь. Позволить ему обнять, привлечь, прижаться… Даже в церкви, стиснув в руках букет и молитвенник, Лавиния видела – нет, не гостей, не счастливое лицом матушки, не умиленное лицо батюшки – предстоящую брачную ночь, предстоящую жизнь с совершенно чужим и неприятным ей мужчиной.

Редко кто выходит замуж по любви. И ничего, живут как-то. И даже довольны.

Никто не умирал еще от необходимости быть с нелюбимым.

Но другие девушки выходили замуж, вовсе не зная любви. Не испытав жара в сердце, томления в теле, сладости поцелуев. Лавиния так долго верила, что Джейми станет ее мужем, и так наслаждалась счастьем той близости, которую они могли позволить себе в ожидании абсолютной близости после свадьбы, что теперь едва ли не давилась желчью от отвращения к сэру Генри… И к себе.

Может, он не такой уж плохой человек. В любом случае он не скучный. Беседы с ним всегда доставляли Лавинии удовольствие. Может, все сложится наилучшим образом. Лавиния пообещала себе стать хорошей женой сэру Генри и приложит для этого все усилия, а со временем, возможно, она научится наслаждаться всей этой роскошью, что несложно, и даже перестанет думать о Джеймсе Линдене и перестанет его любить… Только как бы дожить до этого прекрасного времени?

– Вы сегодня весь день погружены в такую глубокую задумчивость, – сказал сэр Генри, оставшись с ней наедине, когда они поднимались по ступеням парадной лестницы его лондонского особняка. – Кажется, вы грезите наяву. Или даже спите. Позволено ли мне будет разбудить вас поцелуем?

Он остановил ее, повернул к себе и поцеловал в губы. Осторожно, деликатно. От него пахло амброй, как всегда, раньше ей нравился этот экзотический аромат, но сейчас Лавиния почувствовала под бархатистой сладостью амбры другой, сладковато-гнилостный запах. И кислый вкус его дыхания.

Сэр Генри выжидающе смотрел в лицо Лавинии, а она не знала, что должна сделать или сказать. К счастью, он избавил ее от необходимости отвечать, предложив руку, чтобы прошествовать дальше по ступеням.

– Я выбрал вас не только за красоту, Лавиния, хотя не скрою – красота для меня главнейший критерий выбора спутницы жизни, а вы – самая красивая из моих жен. Но восхитительное дополнение к красоте я видел в том, что вы умны и своевольны. В вас чувствуется огонь. Чувствовался. Сейчас он будто подернулся слоем пепла. Что случилось? Вы можете быть честны со мной. Вы обязаны быть честны со мной, потому что вы моя жена и потому что мы договорились об абсолютной честности, помните?

Лавиния помнила. В тот ужасный день, когда Джейми оставил ее, когда она вернулась домой и сказала матери, что согласна выйти замуж за сэра Генри, когда мать поспешила известить об этом сэра Генри, – он приехал к вечеру, и у них состоялась доверительная беседа, во время которой они пообещали друг другу быть очень честными супругами. «Я не надеюсь, что вы полюбите меня, и надеюсь только, что вы никогда не будете лгать мне об этом, – сказал ей сэр Генри. – Что вы вовсе не будете мне лгать. У меня особое чутье на ложь, милая Лавиния, и я прошу вас лишь об одном: будьте со мной честной». Она обещала.